Книга Бриллианты Forever, или Кто не носит Tiffani - Елена Веселая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звоню хозяйке школы телохранителей. Знаю ее давно, общаемся мы редко, но почему-то она испытывает ко мне доверие — я в курсе ее жизни. Подозреваю, что лишь в общих чертах, но мне и без подробностей достаточно. Особенно когда она говорит о своей работе. Сейчас главное — придумать, зачем мне нужны деньги. Правду сказать не могу.
Ольга мне рада. Я начинаю преувеличенно бодро: — Что-то вы у нас давно не были. У нас столько новостей, новые коллекции. И как раз то, что вы любите…
Я почти не рискую. Я знаю, что Ольга эту тему не поддержит. Она не равнодушна к драгоценностям, но характер ее работы диктует строгий стиль, от которого она не может отступить. «Представляете, мне люди доверяют свою жизнь, а я сижу перед ними вся в бриллиантах», — сказала мне она при первой встрече. Иногда на нее находит игривое настроение, и она беспорядочно накупает себе бантиков и цветочков. Откладывает до лучших времен. Судя по интенсивности ее работы, эти времена никогда не наступят.
Я еще несколько минут беспечно чирикаю в трубку, пока не понимаю, что Ольга с ее правоохранительной интуицией уже чувствует, что цель моего звонка — другая. Отступать некуда.
— Ольга, знаете, я, наверно, квартиру куплю. Подвернулся такой вариант — грех упускать! В доплату к моей нужно всего 25 тысяч. Вы не могли бы мне одолжить?
— Знаете, я бы с удовольствием, но у меня правило — я не даю в долг.
Я пытаюсь еще немного продержаться на светской волне, но знаю — я позорно провалилась. Ольга видит меня насквозь — у нее глазомер следователя по особо важным делам.
Ладно. Звоню другой знакомой. Когда-то мы встречались в Женеве, куда муж услал ее рожать. Познакомились на набережной Монблан, где она каждый день выгуливала свой живот. Сейчас у нее свой магазин одежды недалеко от нашего. Она меня несколько раз звала к себе работать по старой дружбе, но мне тогда настолько не хотелось никаких напоминаний о Швейцарии, что я отказалась. Ей я плету про то, что хочу, наконец, купить машину.
— Ой, ты знаешь, мне скоро ехать на закупки новой коллекции. Я всегда говорю, что наша общая проблема — вечная нехватка одного нуля в любой сумме! А ты в кредит не пробовала?
Так. Врать я, видимо, совсем не умею. Придется попробовать мужской вариант.
Я гоню от себя мысль об Алексе. При расставании он сказал мне, что я всегда могу рассчитывать на его помощь. Как будто знал, что она понадобится. Он всегда говорил мне, что одна я не проживу и что все мои потуги на самостоятельность могут осуществиться лишь при хорошо обеспеченных тылах. Одним словом, как собака на длинном поводке — когда гуляешь, кажется, что на свободе. Но за едой все равно приходишь на кухню.
Для меня нет ничего страшнее, чем позвонить ему. Это бы означало полный крах — я не могу жить самостоятельно, возвращаюсь в полное эмоциональное рабство. Я знаю — стоит мне услышать его голос, как я буду ждать его звонка с утра до вечера каждый день, обмирая от ожидания и впадая в депрессию от неслучившегося.
И тут я вспоминаю о Валере. Брат моей близкой подруги, нефтяник (не сам, конечно, у скважины стоит, но занимает крупный пост в уважаемой компании), завидный холостяк, все никак не устаканивающийся — личная жизнь категорически не клеится. То есть нравятся ему девушки красивые и ветреные, а им нравятся больше всего его деньги. Он уже и сам в этом настолько убежден, что никому не верит. Уверен, что нормальные женщины в этом мире кончились, но поисков не прекращает. Каждую новую свою пассию он сначала сметает могучим ураганом обаяния и красноречия, а потом умучивает подозрениями и придирками. Расставаясь с очередной дамой сердца, он бывает безутешен. И как Карлсона, спасти его может лишь банка варенья. В его случае это новый Bentley.
У меня с Валерой отличные отношения, он меня зовет «мама» (намекает, гад, что я на пару лет старше) и делится перипетиями своих похождений. Ему я могу рассказать все, как есть. Он реагирует быстро и по делу.
— Приезжай сегодня ко мне во двор. Мы там с друзьями-олигархами вспоминаем молодость. Прямо на детской площадке, часов в семь.
В семь часов я сижу на обледеневшей лавочке во дворе сталинского дома на Кутузовском проспекте. Темно. Замечаю несколько вполне неплохих машин, припаркованных друг за другом. В них сидят люди. Греются, наверно. Наконец появляется мой приятель в дубленке нараспашку — мне он всегда напоминал Пьера Безухова, такой же большой, умный и добрый. Его приход служит сигналом для остальных — они вываливаются из своих машин и устремляются к детской площадке.
Некоторых я узнаю — хозяин телефонной компании, главный редактор авторитетной деловой газеты, парочка депутатских лиц, мелькающих в прессе… Все, кроме редактора, в костюмах, при галстуках. Явно с работы.
С ними девушки, кокетливо кутающиеся в шубки и хихикающие от предвкушения необычности праздника.
Вскоре на аккуратно расстеленной газетке появляются соленые огурчики, шпроты, черный хлеб, ливерная колбаса и много водки. Ножей нет, банки вскрываются кое-как, «олигархи» лезут в них пальцами. Нить беседы я утрачиваю сразу и безвозвратно. Они «трут» что-то свое, часто выпивают, то и дело вспыхивают мелкие выяснения отношений (особенно достается владельцу телефонной компании — по этому поводу всем есть что сказать), но свары подавляются могучим Валериным окриком: «Мы собрались тут, и нам хорошо. А кому не хорошо, может проваливать».
Время от времени от машин подбегают шоферы с трубкой — господа отдыхающие вспоминают молодость по полной программе. Тогда не было мобильных телефонов — значит, их нужно оставить в машине. Но жизнь властно требует свое, и особо важные звонки подносят к столу. Отдыхающие морщатся, всячески выражают недовольство, но уже через несколько секунд, забыв о присутствующих, начинают громко «решать проблемы». Над детской площадкой разносится сочный мат.
Я пытаюсь поймать Валерии взгляд. Он — режиссер этого действа. Мешать ему в момент наивысшего раскрепощения, какое он только может себе позволить, я не хочу. Тихонько прощаюсь и ухожу.
Валера ловит меня на углу.
— Прости, малыш. Я что-то устал сегодня. Позвони как-нибудь потом, ладно? Что-нибудь придумаем.
— Ой, какое милое платьице! У меня когда-то было такое. Я его так любила. Надеюсь, скоро такие снова войдут в моду!
Сегодня мы в магазине вдвоем с Катей. Я так привыкла к ней, что даже не реагирую на ее язвительность. Катя никогда и никому не сказала ничего приятного. Вернее, такого, что могло бы быть воспринято как однозначный комплимент. Она работает здесь дольше всех и поэтому считает себя главной. В этой мысли ее утверждает еще и то обстоятельство, что она — дама из «высшего общества». Вернее, была когда-то. Она была прочно замужем за успешным бизнесменом. Ее знали во всех ювелирных магазинах Москвы и Парижа — она была ударной клиенткой, действительно разбиралась в камнях и собрала большую коллекцию украшений, которые любила демонстрировать подругам.
