Книга Черный крест. 13 страшных медицинских историй - Андрей Шляхов

Почему одиноких – объяснять не надо. Присутствие посторонних при серенаде исключается. Только режиссер и его «прима».

Чем запускать процесс? Вариантов уйма, да хотя бы новокаинамидом[5]. Если пустить его по вене неразведенным, да быстро, то обвал давления с последующей остановкой сердца не заставит себя ждать. Для надежности можно брать две ампулы. Как раз в «десятку»[6]влезет. Разумеется, новокаинамид должен быть своим, чтобы ничего на подстанции не объяснять и в расходе не отчитываться. Купить его просто, это не реланиум и не промедол. Можно, конечно, посмертно определить его содержание... но кому придет в голову этим заниматься? Наследникам жилплощади? Вот ещё! Главное, чтобы никаких следов насилия на теле не было, тогда милиция составит протокол и отбудет.

Самому смерть не констатировать, ни к чему это. Описывать в карте эффект от терапии и для подстраховки заранее предлагать госпитализацию, причем предлагать так, чтобы пациентка отказалась. «Собирайтесь в больницу! Они хоть в последнее время битком набиты, но лучше в коридоре под наблюдением лежать, чем дома». Или «Состояние у вас стабильное, но вышел новый приказ госпитализировать при ваших жалобах всех, кто старше шестидесяти, вы уж распишитесь, что я вам госпитализацию предлагал». И будет все выглядеть наилучшим, то есть совершено безопасным образом. Комар носа не подточит!

Появление мобильных телефонов со встроенными видеокамерами открыло перед Маркелом новые перспективы. Он в числе первых обзавелся крутым девайсом (на себе нельзя экономить) и начал снимать свои «серенады» для домашнего просмотра. Сейчас на флэшке было записано сорок восемь «короткометражек». Маркел просматривал их не подряд, а выборочно, в соответствии с настроением. После каждой «серенады» делал перерыв – вспоминал смену, в которую был снят «фильм», смаковал детали, сравнивал с другими. Нет, все-таки жаль, что память остается в столь ужасном качестве! Когда же эти умники научатся вставлять в телефоны камеры, ни в чем не уступающие профессиональным? Там, где можно немного притормозить, прогресс несется сломя голову, а там, где следует поторопиться, едва плетется.

В третьем часу ночи Маркел вернул флэшку на ее законное место, перемыл посуду и отправился принимать хвойную ванну. Ванна была неудобной, маленькой, сидеть в ней Маркелу было неловко, и оттого он обычно предпочитал душ, но сейчас это не имело значения. Главное – полностью расслабиться в горячей воде и дышать с детства любимым запахом елок и сосен. Посидишь так полчасика, пока вода не остынет, и чувствуешь себя заново родившимся.

– Как же мне нравится моя работа! – признался Маркел своему отражению в зеркале.

Отражение показало оттопыренный кверху большой палец – молодец, продолжай и дальше в том же духе.

– Спасибо за понимание, дружище, – поблагодарил Маркел.

Отклонение от нормы – разговаривать с самим собой, игнорируя реальных собеседников. А если больше поговорить не с кем, то общение с собой становится не отклонением, а одним из способов психоэмоциональной разрядки.

История вторая

Менялы

Актер-король:

И радость и печаль, бушуя в нас,

Свои решенья губят в тот же час;

Где смех, там плач, – они дружнее всех;

Легко смеется плач и плачет смех.

Уильям Шекспир,

«Гамлет, принц Датский»[7]

К своему здоровью Верочка относилась очень внимательно. Так, словно ей было не двадцать пять лет, а втрое больше. Ее забота о себе простиралась куда дальше свежевыжатых соков и спа-процедур: Верочка любила посещать врачей, как по поводу, так и без. Она ни за что бы не призналась себе, что страдает от недостатка внимания, но на самом деле ее бесконечные походы по медицинским центрам провоцировались именно стремлением выговориться и быть выслушанной. Внимательно выслушанной. Верочка обращалась не в обычные поликлиники, а в элитные медицинские центры, и потому общение с докторами приносило ей только позитивные впечатления.

Верочкина жизнь была счастливой, беспроблемной и очень скучной. Родители-алкаши жили далеко от Москвы – за Уралом, там же возле них обретался брат Сережа, к тридцати годам уже имевший две ходки. Московские подруги все как одна оказались завистливыми сучками, не способными спокойно принять Верочкину удачу, и потому отношения с ними были разорваны раз и навсегда. «Удача», а если точнее, то законный Верочкин муж, Георгий Владимирович, некогда известный в криминальных кругах как «Гоша-Болт» (прозвище он получил за свое пристрастие к килограммовым перстням), обращал внимание на жену только тогда, когда ему хотелось секса. Случалось это нечасто, потому что Георгий Владимирович был уже немолод, и к тому же помимо законной супруги дарил своим вниманием двух секретарш и личную массажистку.

Поэтому, если проснувшись утром (а точнее – около полудня), Верочка чувствовала что-то вроде покалывания в пояснице или ломоты в руке, то не спешила отмахнуться – отлежала, мол, а сразу же после завтрака отправлялась на обследование. Доктора Верочку любили. Милая, вежливая, часто дарит «мелкие» презенты стоимостью в две-три сотни евро (дамам духи, джентльменам – выпивку), любит обследоваться и ничем не больна. Каждому бы врачу да по две дюжины таких пациенток!

Само собой – беременность стала для Верочки не простым счастьем, а тройным. Во-первых, у нее будет ребенок, и это здорово. Во-вторых, этот крошечный человечек будет требовать много материнского внимания (даже при двух обещанных Георгием Владимировичем нянях), и о скуке придется забыть надолго, если не навсегда. Ну а в-третьих, рождение наследника или наследницы существенно упрочит ее положение. Перешагнув на шестой десяток, Георгий Владимирович вдруг осознал, что есть у него все, чего только можно желать, начиная с состояния и заканчивая депутатством, и принялся страстно мечтать о наследнике. Или о наследнице. Пол не имел значения, главное – чтобы это была своя, родная кровиночка, которой можно будет оставить все нажитое непосильным трудом.

– Ты мне только роди! – восклицал Георгий Владимирович, поглаживая жену по намечающемуся животу. – А уж я тогда! А там!..

Не в силах выразить свои эмоции словами, он рубил в воздухе короткопалой рукой, и камни на перстнях (хороший вкус хорошим вкусом, а старые привычки старыми привычками) слепили Верочку своим блеском. Верочка млела – судя по всему, благодарность любящего супруга могла оказаться поистине безграничной. Муж освободил беременную жену от нудной обязанности отчитываться в своих тратах («В твоем положении вредно забивать голову всякой херней»), перестал водить домой шумные компании своих «партнеров по жизни» (Верочка прекрасно понимала, насколько велика была эта жертва), приставил к жене медсестру Елену Андреевну, оказавшуюся превосходной собеседницей, и выделил ей одного из своих личных водителей («Ну, прям как от сердца оторвал, Вер»)... Невероятно, но человек, в день свадьбы сказавший жене: «Всю свою родню, дорогая моя, ты оставишь за порогом моего дома», – вдруг сам предложил: