Книга Римляне - Оливия Кулидж

Жители города обменивались снисходительными улыбками. Хотя воины Ацера наделали много шума в городе, но у моста их прежде никогда не видели. Матери с напыщенной гордостью выделяли в толпе своих сыновей, а мужчины грубо хохотали. Взрослые солдаты, охранявшие мост, никак не реагировали на приближение маленького войска. Но поняв, что Ацер направляется к мосту, они загородили проход.

– Мост закрыт, солдат, – сказал один из стражников, – лучше возвращайся домой к своей мамочке.

– У меня послание в крепость. – Ацер протянул пару табличек с печатью Антонии. – Откуда вы знаете, что мост собираются разрушить? Где ваш центурион?

Солдаты переглянулись.

– Верно. Мост еще пока не закрыт. Пропустим их. На другом берегу нужны подкрепления!

Люди на берегу засмеялись и представили, как разозлятся солдаты. Они были настоящими чудовищами, для них не представляло разницы, с кем сражаться: с ребенком или мужчиной. Они не понимали глупых шуток. Лучше не сердить их. Никому из солдат не был по душе предстоящий план, но многие уже начали подумывать, не означает ли длительная отсрочка каких-либо изменений. Заместитель полководца форта был всего-навсего трубачом, у которого в легионе служили двое братьев.

– Пусть проходят!

Дети строем взошли на мост почти в ту же минуту, когда на его дальнем краю показался гарнизон с ручными тележками и узлами. Это шествие было встречено оглушительным хохотом солдат на берегу. Но некоторые матери встревожились.

– Они хотят, чтобы наши дети защищали крепость!

– Верните их!

– Грязные трусы!

На мосту разгорелась потасовка, в которую тут же ввязались некоторые свирепые варвары из города. Трубач тщетно пытался перекричать вопли дерущихся. Его солдаты обнажили мечи. Наконец оба отряда встретились на мосту.

Заместитель полководца дальнего форта потом сказал, что у Ацера был приказ занять крепость, что вполне может быть правдой, хотя и не подтверждено достоверно. Он также заметил, что не мог преследовать армию детей, когда на пути встали эти проклятые варвары. Он увел своих людей с моста, и хорошо сделал.

Может быть, ему повезло. В любом случае, новое подкрепление положило конец беспорядкам. Сердитая толпа отступила на берег подальше от солдат, не переставая выкрикивать оскорбления. Неуверенный звук трубы перекрывал гневные вопли недовольных, словно грубый вызов из далекой крепости. Ацер успел укрепиться в ней.

Позже говорили, что ночью видели, как трубач переговаривался с Ацером. Трубач бесновался на берегу.

– Выгоните их оттуда, глупцы! Дети не могут делать нашу работу. А может, пусть охраняют форт, пока мы будем ломать мост? Как насчет этого?

Некоторые солдаты и мирные жители решили, что перед ними разыгрывается какое-то великолепное и славное представление, которое должно не только спасти мост, но и ослабить напряжение. Другие сердились, Лабений больше всех. Однако теперь не представлялось возможным выманить детей из форта. Угрозы уже не помогали. Демонстрация оружия вызвала со стороны крепости град дротиков и камней, и никто из солдат не хотел начинать настоящую битву. Лабения заставили принять решение выманить детей голодом, но даже это оказалось напрасным. Возможно, провиант тайно доставляли солдаты, хотя этого никто не видел.

– В любом случае, если дети могут удержать мост, то это можем и мы, – заметила Антония.

Несчастный Лабений похудел и выглядел совсем больным. Он отчаянно пытался предпринять что-то полезное.

– Да, госпожа, мы сможем удержать его и, может быть… Но у нас есть вести от легиона.

– Вести от легиона! – Антония чуть не задохнулась от радости. Внезапно душный грозовой день стал прохладен и свеж. Антония благосклонно взглянула на Лабения и посочувствовала его полному краху. – Вы сделали все, что могли, и я позабочусь, чтобы об этом стало известно. Но эти дети спасли нас.

Лабению лишь оставалось согласиться.

– Да, госпожа. Эти дети спасли легион.

Феникс

Давным-давно жил человек, у которого было все. И бесценные изумруды, ограненные искусными руками. И хрустальные сосуды, серебряные, золотые и яшмовые чаши. У него были кресла, украшенные слоновой костью, и столы из редкостного сандалового дерева. Мозаичные полы, стены из цветного мрамора из Африки, Греции и с Востока. К обеду ему подавали рыбу, которая была не по карману даже самому императору, языки фламинго, мозги соловьев и другие восхитительные гастрономические шедевры, радующие не только желудок, но и глаз. Из отверстий в потолке на гостей сыпались благоуханные розовые лепестки. Богач восседал на подушках из китайского шелка, сделанных для него в Александрии, выкрашенных ослепительной алой краской из Тираса и вышитых жемчугом. Ему прислуживали специально обученные рабы, некоторые из них служили для услаждения глаз, другие для забавы. Один раб напоминал хозяину имена его новых друзей, другой каждый час сообщал точное время, третий в жару отирал ему пот со лба тонким платком. Когда хозяин путешествовал, одни рабы несли его, другие бежали впереди, расталкивая толпу на римских улицах. Они писали за него, выполняли поручения, развлекали, делали все дела, следили за дворцами, огромными пастбищами, гаванями, торговыми складами. Рабов было так много, что богач даже не знал, сколько их в его огромном доме в Риме. У него было все это и еще многое другое. Он мог купить все, что пожелает.

Вы, вероятно, подумаете, что такому человеку должно все скоро наскучить, подобно тому, кто на пиру съест слишком много. Можно предположить, что он устанет от жизни и будет искать чего-то нового, но это не так. Каждый день, блаженно закрывая глаза, пока искусные руки рабов массировали и увлажняли его благовонными маслами, богач размышлял о своем богатстве, испытывая удовольствие. Каждую ночь он засыпал под вышитыми одеялами, с радостью думая о роскошных вещах, которыми владел, великолепных дворцах своих нахлебников, знатных друзей, которые злорадно перешептывались за его спиной, но униженно искали его благосклонности, словно и у него были высокородные предки. И это почти правда, потому что он женил сына на девушке из знатной, но обедневшей семьи. Богач часто говорил себе, что у него больше нет желаний и его ничто не пугает, кроме излишней полноты и стеснения в дыхании. Но раб, лечивший его, был настроен оптимистически, и он слишком дорого стоил, чтобы пренебрегать его мнением.

Причина удовлетворенности богача крылась в его прошлом, о котором он никогда не говорил вслух, но часто вспоминал. Правда в том, что когда-то он сам был рабом и не имел ничего, служа лишь игрушкой в руках жестокого хозяина. Его спина еще хранила удары кнута. Врач маскировал их, и богач всегда ходил в термы в одиночку, чтобы позорные следы никто не увидел.

Любовница бывшего раба освободила его и оставила все свое состояние; но даже в хорошие времена, когда хозяин уже умер и раб стал вести все дела хозяйки, у него по-прежнему не было ничего своего. Он униженно льстил этой толстой старой женщине, но теперь многое изменилось – он был богаче десяти таких женщин, и свободные люди пресмыкались перед ним.