Книга Римляне - Оливия Кулидж

Фило поднялся в своей ложе. За ним, как за устроителем игр, было последнее слово, но все же его голос не мог быть решающим. В сомнительных случаях у него еще была свобода выбора. Сейчас выбора не было. Он огляделся по сторонам, оттягивая время. Люди замолчали, затаив дыхание, готовясь разразиться оглушительными воплями при сцене убийства. И вдруг Фило у всех на виду поднял руку пальцем вверх!

Воцарилась тишина, толпа словно собиралась с силами. Через мгновение она разразилась криками гнева и свирепыми воплями. Даже помощник Мясника потрясал руками и говорил своему слуге:

– Все из-за него! О чем думал этот дурак? Гладиаторы больше не будут сражаться!

И действительно, гладиаторы потеряли остатки своего мужества. Любой придет в отчаяние, увидев, что толпа настроена на убийство. Что толку от храбрости, если нет шанса на милосердие? Так рассуждали гладиаторы и, боясь проиграть, не стремились и победить. У Мясника были свои грубые методы прекращения подобной паники, но его помощник оказался слабым человеком, способным только подчиняться, а не действовать самостоятельно. Ситуация накалялась.

– Надо что-то делать! – стонал помощник Мясника. – Толпа беснуется. О чем только думал Фило? Они же снесут навес! Они будут топать ногами, набросятся друг на друга, станут толкаться и орать, пока не начнется паника. Да охранят нас боги! Я видел подобное в Кесарии. Там толпа рвала нас на части. – Он вздрогнул. – Что мне теперь делать?

– Попробуйте льва, – предложил слуга, – он уже стар, но здешние жители никогда не видели львов. Льва! Выпустите льва!

Разбойника подтолкнули к воротам, ведущим на арену, и сунули ему в руку бутафорское копье. Наступил решающий момент. Медленно продвигаясь по песчаной арене в простой белой тунике и с копьем, разбойник казался спокойным.

Возможно, он и вправду был спокоен. Происшествия этой ужасной бесконечной ночи истощили запас его жизненных сил. Он не испытывал никаких чувств. Просто продолжался все тот же чудовищный пир. Ни самые храбрые, ни самые отчаявшиеся не могли сомкнуть глаз. Они будто бы поменялись друг с другом, посчитав каждый свои эмоции неподобающими. Смех перерос в стон. Грубые песни осушили слезы. Жители Нелы отправились домой спать. Разбойнику удалось подняться и уйти незамеченным, надеясь на смену караула, которой так и не произошло. Неистовый страх прошел. К нему вернулась уверенность и проблески надежды. Ночь шла своим чередом, и он чувствовал, как страх перед смертью окутывает его отчаянием и завистью к тем, кто умрет в борьбе. Когда разбойника нашли, он будто окаменел.

На арене он пришел в себя от яркого солнца, освещавшего его непокрытую голову. Пробил и его час. Он поглядел на игрушечное копье, врученное ему Мясником, который не хотел поранить бесценного зверя, и, задрожав от гнева, сломал копье о колено и отбросил его в сторону. Этот жест впервые за все представление тронул толпу, и она начала аплодировать разбойнику и освистывать бутафоров. Но никто не собирался отказываться от увлекательного зрелища только потому, что разбойник оказался храбрым человеком. Некоторые решили, что подготовки довольно, и закричали:

– Хотим льва!

– Но это невозможно! – дрожащими губами произносил в это время помощник Мясника. – Не говори глупостей. Ты пробовал раскаленный прут? Попробуй еще!

– Он был уже стар, – смотритель внезапно рассердился, – вы знаете, сколько ему было лет? Когда-нибудь ему пришлось бы умереть! А еще эта вчерашняя беготня… Следовало хорошенько ухаживать за ним!

– Но он не мог умереть сейчас!

С трибун несся монотонный гул:

– Льва! Хотим льва!

– Он уже окоченел. Я должен был заметить, но вы приказали оставить его в покое. Так я и сделал. Лев уже не встает, не помогает ни раскаленный прут, ничего. Он мертв!

– Хотим льва!

– Слушайте! – крикнул помощник Мясника, перекрывая возмущенный ропот бойцов, массажистов, оруженосцев, врачей и стражников. – Через несколько минут случится беда, большая беда. Лучше сматываться отсюда, да поживей! Каждый сам за себя. – И он первым подал пример, слуги последовали за ним, а гладиаторы, поспешно сбрасывая с себя тяжелые доспехи, догоняли их.

– Они исчезли, господин!

Фило пришел в исступление:

– Как это исчезли? Я же приказал выпустить льва! Разве вы не видите, что будет мятеж?

Жители Никополя освистывали жителей Нелы, и на трибунах уже началась потасовка. На арену швыряли камни, мусор, даже башмаки, и несколько камней просвистело мимо ложи Фило. Старые советники поспешно покинули свои места и столпились вокруг него, давая бесполезные советы.

Слуга Фило заламывал руки:

– Они исчезли, господин! Гладиаторы, служители и все-все! У клеток никого нет! Я уже смотрел.

– Я сам пойду! – Фило поднялся. – Если мне придется собственными руками выпустить льва, я сделаю это. Эй вы, возьмите это! – Он швырнул на руки слугам оливковый венок, украшение устроителя игр. – Подайте мне плащ! – Фило сбросил с плеч расшитую накидку и, не дожидаясь плаща, растолкал удивленных советников и исчез. Однако было уже поздно. Как только Фило скрылся, на трибуны обрушилась часть навеса. Женщины отчаянно закричали. Люди топали и толкались. Началась драка.

Битва Льва, как ее потом прозвали местные жители, причинила такой большой ущерб и стоила стольких жизней, что в городе на десять лет были запрещены все представления. К тому времени другой город в двадцати милях от Нелы по глупости жителей построил свой собственный амфитеатр, а обитатели Нелы все еще никак не могли вылезти из долгов. Они приняли мудрое решение разрушить здание.

Фило покинул город с помощью друзей, потом продал все свое имущество и переселился в Грецию, где люди, в отличие от римлян, предпочитали более цивилизованные развлечения. Там процветали театры и стадионы, но амфитеатры никто не жаловал. Жители Греции были небогаты. Торговля и культура медленно увядали, а вместе с ними увядали и богатства Фило. Его сын Алексис стал искусным ремесленником.

Что касается разбойника, то ему удалось сбежать с помощью своей смекалки и убеждения, что ему должен быть дан второй шанс. Решив, что окрестности города для него слишком опасны, он перебрался в соседнюю провинцию Каппадокия, где вновь зажил короткой и веселой жизнью разбойника, пока солдаты не устроили на него облаву, в которой он погиб, сражаясь, как и мечтал.