Книга Ульмигания - Вадим Храппа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тороп удивился тому, что понял его, а потом сообразил, что старик произнес фразу, не открывая рта.
Они слезли с коней и надели повязки. Старик помог завязать их. Потом легко подтолкнул. Тороп с Дилингом сделали несколько шагов и встали. Было тихо. Тороп уже хотел сдернуть повязку, раздражавшую его тем, что от нее шел приторный удушливый запах, но вдруг раздался скрежет, пахнуло сырым холодом, а Тороп почувствовал, что под ногами у него ничего нет и он падает.
Приземление было мягким. Они упали на какие-то тюки, набитые шерстью. Тороп вскочил на ноги и, срывая платок с лица, выдернул меч. То же сделал и Дилинг.
Они стояли в начале длинного, тускло освещенного коридора, полого уходившего вниз, к ярко горевшему костру.
Тороп посмотрел вверх, но ничего, кроме темноты, не увидел.
— Ну, и что? — спросил он Дилинга.
Тот, не ответив, двинулся вперед. Зал, в который упирался коридор, был огромным. Стены и потолки его терялись в темноте, едва тревожимой неровным светом костра. Дыма, однако, не чувствовалось — где-то был дымоход. Костер освещал только большой плоский камень и сложенную рядом из черепов людей и животных пирамиду. На ней сидел ворон. Его красные глаза светились. На полу, поджав под себя ноги, сидел обритый наголо мальчик лет семи и большим грубым ножом строгал палку. Он посмотрел на Торопа и улыбнулся.
— Что тебя привело в Ульмиганию, чужеземец? — раздался голос. Как и в прошлый раз, голос не принадлежал никому. Он не был ни детским, ни мужским и ни женским и шел отовсюду. Более того, Тороп вдруг понял, что слышит не членораздельные звуки, а странный тихий гул, обладавший ясным смыслом.
— Я — Дилинг из рода Выдры племени вармов, пригласил его погостить в своих землях, — сказал Даниил.
— Неправда, — голос был ровным и бесстрастным. — Молодой воин из русов покинул свою страну потому, что ему грозил местью сын могущественного князя, а в битве с желтым народом погибли все, кто мог заступиться за юного витинга. И другая неправда — у тебя нет земель, Дилинг из вармов, ибо ты был изгнан Великим Кривой из Ульмигании за то, что втянул свое племя в братоубийственную войну с бартами, тем самым нарушив заповеди короля Вайдевута.[5]Что тебе нужно в Ульмигании, чужеземец?
— Я сам ушел! — резко сказал Дилинг. — Никто меня не изгонял. А есть ли у меня земли, пусть решит на Совете род Выдры.
Мальчик отложил палку и удивленно посмотрел на Дилинга. Ворон зашипел.
— Бог Покол[6]терпелив к смертным, — произнес голос. — Он в третий раз спрашивает: что привело тебя в Ульмиганию, христианин?
— Я много слышал о прусском военном искусстве, — сказал Тороп. — Хочется посмотреть страну воинов. Возможно, мне удастся чему-то подучиться.
— Похвально. Согласен ли ты снять с себя крест, согласен ли забыть своего бога, готов ли вернуться к вере предков?
— Нет.
— Ответ, достойный витинга. Однако я должен тебя наказать за него. Ты увидишь страну воинов, но не прежде, чем убедишься в могуществе наших богов.
Ворон стал быстро расти, раздуваться — вот он уже размером с гуся — красные глаза вылезли из орбит, и вдруг беззвучно взорвался ослепительной вспышкой. Тороп закрыл лицо руками, уронил меч и упал на колени, пригнувшись к полу.
Дилинг, для которого ворон сидел, как и раньше, на вершине пирамиды из черепов, бросился к Торопу:
— Что с тобой?
Тот тихо стонал, слегка раскачиваясь.
— Глаза… Очень больно глазам.
— Покажи, — тормошил его Дилинг. — Открой лицо, я посмотрю, что с глазами.
Тороп поднял голову и повел ею вокруг.
— Я ничего не вижу, — сказал он. — Даниил, я ослеп! Я ничего не вижу, Даниил! Что это?
Зарычав от ярости, Даниил вскочил на ноги. Мальчик исчез. Дымилась, догорая, палка, которую он строгал.
— Сучье племя! — кричал Дилинг. — Ты где?
Ворон расправил крылья, но взлететь не успел — меч Дилинга рассек его на две половины. Обе они, скатившись по пирамиде, трепыхались и подпрыгивали на булыжном полу. Следующий удар пришелся по горке черепов. Те из них, что оказались не расколотыми, глухо стуча друг о друга, покатились в разные стороны.
— Дилинг! — в голосе слышались плохо сдерживаемые визгливые нотки. — За осквернение жертвенника ты умрешь!
— Где ты? — кричал Дилинг. — Покажись!
— Ты издохнешь, Дилинг! Но не сейчас, не надейся. Ты умрешь тогда, когда тебе особенно захочется жить!
Дилинг выхватил из костра головню и обежал с ней зал. Стены казались глухими, без намека на какие-либо ходы. Даже тот коридор, которым они попали сюда, пропал.
Дилинг знал, что, скорее всего, это наваждение, напущенное вайделотом, и все-таки ощупывал трещины в кладке, надеясь отыскать тайную дверь.
Появился запах мяты. Он становился гуще, навязчивее. Подозревая в нем очередной подвох жрецов, Дилинг старался дышать реже, неглубоко, и все же движения его становились медленнее, руки немели и плохо слушались. Он уронил меч. Цепляясь за остатки сознания, добрел до стоявшего на коленях Торопа и упал рядом с ним.
Немного времени спустя в подземелья замка Рагайны пришли витинги склавинов. Лица их были скрыты повязками из плотной шерсти. Общаясь жестами, они убедились в том, что Дилинг с Торопом спят, погрузили их на носилки и вынесли на поверхность, к повозке, тут же направившейся к Неману. На то самое место, где литовцы высадили воинов.
В ту же ночь, ближе к рассвету, Дилинг, надежно упрятав друга на одном из островков болотистой долины выше по реке, вернулся к замку. Но ни вайделота, ни его прислугу, ни вообще каких бы то ни было признаков людей не нашел. Холодная тупая злость душила его, однако он не поддался искушению идти одному на засеку склавинов. Пропади он, и слепому Торопу никогда не выбраться из болот.
А Тороп, лежа лицом вниз на заросшем камышом островке, плакал.
Два месяца ни о Дилинге из вармов, ни о юном рутене[7]вайделот склавинов ничего не слышал, хотя постоянно просил собратьев по касте из других племен сообщать о любом подозрительном витинге и слепом, появившихся в их пределах. Он бы уже забыл о них — сгинули где-то или, испугавшись еще большего гнева богов, ушли из Ульмигании — но предсказание духов, полученное им в замке Рагайны о том, что варм погибнет позже, в то время, когда ему захочется радоваться, заставило жреца снова обращаться к вайделотам всех земель.