Книга Звезда Запада - Андрей Мартьянов

Эльгар приказал драться до последнего.

Корабли сблизились — на норвежских дракарах не хватало гребцов, а датчане почти всех посадили на вёсла. Парус, расписанный отцом Целестином, безжизненно висел — ветра не было. Вот уже слышно молодецкое уханье данов и можно разглядеть их лица. Взлетели в воздух абордажные крючья — десятки крюков, привязанных к верёвкам. Норвежцы не успевали их перерубать, да и невозможно это было — уж очень их много. Безмолвная серая даль Северного моря огласилась боевыми кличами, и на палубы кораблей Эльгара хлынул поток вопящих и размахивающих короткими мечами данов. Отец Целестин решил не прятаться, как в прошлый раз, а, призвав, по своему обыкновению, на помощь всех святых, выхватил подаренный ярлом Эльгаром меч, с которым небезуспешно упражнялся вот уже целый год, вспоминая то, чему научился в восточных странствиях, и приобретая новое…

Звон железа окружал его повсюду. Несмотря на внушительные объёмы, монах действовал весьма ловко и даже зарубил пару шальных датчан, решивших, что эта бочка с салом станет лёгкой добычей. Ну увернётся отец Целестин раз, ну другой, ну третий, так ведь рано или поздно…

Спаси нас всех Пресвятая Дева Мария!

Уже убили Хёмунда — датчанин рассёк ему лоб. Отец Целестин успел подумать, что синяя краска с его роскошной бороды так и не успела отойти; мертвы уже десятки своих и ещё больше датчан; норвежцев оттеснили на корму корабля, где они встали спина к спине — ощетинившаяся железом кучка смертников, знающих, что пощады не будет, даже если они сами бросят оружие. И отец Целестин тоже среди них — ох и везёт ему сегодня! И к чему бы это?

Похоже, что Господь Бог и все святые всё-таки вняли молитвам монаха, ибо норвежцы вовсе не заметили, а даны поздновато спохватились, когда с севера вдруг явились пять кораблей, один к одному похожих на дракары Эльгара. Бежать даны уже б не успели, и, как истинные викинги, они приняли бой, но на сей раз, столкнувшись с превосходящей силой, были смяты и в панике отступали на свои корабли. Отец Целестин расслышал возглас своего ярла:

— Торин! Сам Один привёл тебя сюда!

Этим самым Торином, видимо, и был норманн среднего роста, русоволосый и, ясное дело, с бородой, довольно аккуратно, на взгляд отца Целестина, подстриженной. Он в ответ приветственно поднял меч и спустя мгновение невероятной силы ударом вышвырнул одного из данов за борт.

— Наша взяла! — заорал над ухом монаха кто-то из дружинников, и отец Целестин, видя, что непосредственная опасность ему больше не угрожает, сделал вполне естественную для святого отшельника вещь: выронив из руки окровавленный меч, он грохнулся на колени и стал истово молиться, да так, что не видел и не слышал ничего вокруг.

Пришёл монах в себя оттого, что кто-то вылил на него целое ведро холодной морской воды (нет, это уже слишком, ну никакого понятия о вежливости у этих викингов!), и, открыв глаза, отец Целестин увидел над собой улыбающееся лицо ярла Эльгара. Кожаная куртка предводителя дружины прорвана, голова перевязана грязной, естественно, тряпкой, но в общем ярл вроде бы был в порядке.

— Молодец, толстяк, — пробасил Эльгар. — Вот не думал, что ты такой шустрый. Гляди-ка, половину дружины перебили, а тебе хоть бы хны.

Но тут лицо викинга омрачилось, а у отца Целестина упало сердце: это сколько же раненых придётся врачевать? Где я вам столько трав напасу, а?

Выяснилось, что монах оказался прав.

— С Торином беда, — сообщил Эльгар. — Вылечи, а не то…

Норманн выразительно провёл пальцем по шее. Ш-шутник!

Отец Целестин встал и огляделся. Сцепившись бортами, на волнах покачивались восемь кораблей, из них пять принадлежали этому… как его? …а, да, Торину, два своих и один датчанин. Два пиратских корабля успели-таки удрать. У-у, трусы! Ворон ворону глаз выклевал!

Норманны стояли кругом, наблюдая за работой отца Целестина, озабоченно бормотавшего себе под нос непечатные эпитеты в адрес всех этих данов, норманнов и прочих нехристей, которые вместо того, чтобы сидеть дома, растить детей и работать на благо себе и обществу, машут мечами направо и налево. Нет, их всех определённо надо обращать в веру Христову! Авось поспокойнее станет в доброй старой Европе!

У конунга Торина сильным ударом топора был разрублен правый бок, сломаны рёбра, и воздух входил в открытую рану, наполняя (как помнил монах из книг великого лекаря Гиппократа Греческого) рубашку, коей облачено лёгкое. Отец Целестин быстро наложил на рану кусок кожи, примотал его ремнём и дал указание заварить какую-то травку. Викинг хрипел, дыхание было тяжёлым, а лицо приобрело просто свинцовый цвет.

— Умрёт… — вздохнул кто-то из дружины Торина, но отец Целестин метнул на викинга такой свирепый взгляд, что тот смешался и отступил за спины своих товарищей.

— Не умрёт, — твёрдо сказал монах. — Я тут для чего, вы думаете? И вообще, ему нужно на берег. Эй, вы! Далеко до его дома? Мы ведь в ваших морях, и здесь ваши земли. Ну, говорите же!

— При попутном ветре — два полных дня пути, — ответил молодой норманн, уже где-то заработавший шрам через всю щёку.

— Ну так быстрее туда! — рявкнул монах. — Чем раньше он будет на берегу, тем скорее встанет на ноги.

Его послушались. Невероятно, но этот толстый человек негласно получил право приказывать даже дружине Торина, хотя его там никто толком и знать не знал. Были отдельные смешки и возмущённые возгласы, но они быстро смолкли. Тело конунга перенесли на его корабль, под навес, и вверили рукам отца Целестина. А к монаху подошёл ярл Эльгар:

— Слушай, толстяк, этот конунг — мой дальний родич. Мы дали клятву верности в жизни и смерти. Спаси его. — Норманн пытался говорить мягко и вежливо (по его понятиям). Отец Целестин только поджал губы.

— Мне безразлично, кто он тебе. Я обязан помогать всем. Я помог бы даже умирающему дану или мавру.

— Ты меня недослушал, толстяк…

— Называй меня «отец Целестин», сколько можно повторять!

— Так вот, слушай. — Норманн сдвинул брови. — Я иду к себе на север, в Тронхейм-фьорд. Ты же пойдёшь с дружиной Торина в его поселение. В Вадхейм. Спасёшь их конунга — и можешь быть свободен. Я отпускаю тебя. Умрёт — они убьют тебя… отец Целестин. Прощай. — Ярл повернулся и спрыгнул с палубы на свой корабль.

— Эй, эй, Эльгар! — завопил вдруг монах. — Прикажи своим жеребцам принести сюда мои краски!

Через четыре вместо обещанных двух дней пять дракаров дружины Торина из Вадхейма ударились форштевнями в прибрежный песок рядом со своим посёлком. Эльгар же повёл тронхеймские ладьи с добычей и изрядно поредевшим экипажем дальше на север.

Так отец Целестин оказался в Вадхейме, где прожил уже восемь лет.

И вот сейчас, в рождественскую ночь, монах сидел один в собственном (неслыханная роскошь!) домике, ограждённый толстыми бревенчатыми стенами от злой вьюги, пил великолепное красное вино (это у него называлось «разговением»), жевал зайчатину и размышлял о тщете и бренности всего сущего.