Книга Провозвестник Тьмы - Сергей Сезин

Ну а больным вроде меня демонстрировать из себя экстрасенса просто. Мы много чего видим, слышим и ощущаем. Вот один из моих сопалатников (Игорем его звали) ощущал, что у него в голове схлопываются и разлипаются оболочки мозга. Поверни все это в нужную сторону – и пожалуйста. А если еще непонятно и таинственно выражаться начнешь – цены тебе не будет.

Тут я еще раз признаюсь, что почему-то люди, с которыми общаюсь, всю жизнь меня считают умнее, чем я есть. Чем-то я их к себе располагаю. Загадка какая-то. Так что почему-то стали ко мне подходить люди из самого Крымска и из других мест и стали просить, чтоб я им что-то сказал, чем они больны, что с их сыном или дочкой, что их ждет. А что я? Иногда я вижу, в чем тут дело. Иногда нет. Чаще – нет. Тогда говорю – ничем помочь не могу. Вот уж не знаю, кто пустил слух первым, что я у человека болезни вижу. Не вижу я их в виде открытой книги. Это люди про меня придумывают. Так, погляжу, что-то увижу. Кольцо возьму, на ниточку повешу, поднесу к человеку – то к голове, то к груди, то к животу, то к крупным суставам. Получается что-то вроде поиска подземных вод лозой. Ну, а вы должны знать, что это не лоза воду чует, это лозоходец чует, и от этого лоза в его пальцах трепещет, а не она сама ощущает подземные воды.

Так что когда я цыганскому барону сказал, что у его сына туберкулез и ему жить осталось максимум полгода, это мне не Мировое Информационное Поле подсказало, к которому я подключился. И туберкулез, и пропитая печень видны невооруженным глазом. Ему сказал бы это и врач из поликлиники, стоило ему туда зайти. Но он в поликлинику не зашел, а заходил чаще в рестораны. Вот про то, что ему срочно нужно ребенка зачать, чтобы не уйти бесследно, это я сам придумал и сказал. И все сбылось. Умер он через шесть с половиной месяцев, а еще через три месяца у него сын родился. Барон решил, что это ему вместо сына Бог внука послал.

Вот с тех пор ко мне народ валом повалил, только я больше отказывал, чем принимал. А когда меня народ совсем достанет, уходил на родник Святая Ручка. А народ разное сочинял, что, дескать, пошел я омываться в этот святой источник, чтобы те болезни и грехи, что я у людей увидел, с себя смыть и ко мне они не пристали. Помню, даже телевидение приехало из КраснодЫра. Почему КраснодЫра, а не Краснодара? А это есть такой околоновороссийский сепаратизм. Тех, кто не забыл, что был Новороссийск губернским городом, а не районным центром, выросшим из станицы по мере того как набрал нужный процент асфальтированных улиц.

Ну, приехали они ко мне, я как раз огород под картошку копал. Разговаривать с ними не стал, сказал, что нет у меня ни божьего, ни чертова дара. На том замолчал и копать продолжил. Не знаю, сняли они ту передачу или нет. Знаю только, что ходили они по многим дворам да про меня спрашивали – это мне потом рассказывали. Как и про то, что я в них всепроницающим взором выявил желание меня оклеветать и выгнал.

Люди…

А телевизионщики – ну чего мне говорить с ними? Что они сделали, чтобы помочь мне, когда я голодал? Или другим, которые тоже дома и хлеба лишились? Пусть снимают о выборах, о скандалах, о чем угодно. Но не обо мне. Да, можно было рассказать о необычных видениях, что меня посещали. Может быть, оттого бы слава моя еще больше расширилась? Может быть, но мне ее и так за глаза. Голодать перестал, и ладно. А после цыганского барона и еще пары людей, которым в падлу ходить к врачам, можно стало и обжираться. Но огород я сажать не прекратил. И что в саду росло – я тоже не игнорировал. То, что пришло, может завтра и уйти.

Однако наряду с ростом благосостояния стал я замечать одну странную особенность. Я как будто стал пропадать на несколько дней. Иду я по улице, а соседка мне говорит: «А где ты, Леша, был минувшие три дня? Я к тебе заходила, а тебя нет. И люди тебя искали». А я ничего не помню, куда я уходил и зачем. Пороешься в воспоминаниях, а там только странные образы явно не из этого времени и места. На сапогах какие-то следы засохшей грязи, когда вокруг все сухо. Ну ладно, не помню я, что залез в речку и сапоги запачкал. Но отчего у этой глины странно красный цвет? Это глина с кровью или просто такая красная глина? Руки изодраны в кровь, и костяшки сбиты, будто я с кем-то врукопашную бился, а не помню я такого. И участковый на пороге с планшеткой не стоит.

И эти видения… Я, конечно, пока болезнь не притихла, много чего видел. Бывало и страшное, бывало и не очень. Чаще всего мне чудилось, что я потерял дочку в каком-то бытовом эпизоде и ищу ее. Жену я тоже видел в видениях старого времени, но не в таком ракурсе. Как-то отстраненно. А вот от потери дочки бывал не в себе, и, увидев, что потерял ее на рынке в Краснодаре, бегал искать ее по новороссийским улицам. Болезнь, что же тут сделаешь. Когда она притихла, я научился смотреть на это уже без нервной реакции. Ага, видишь это? Правильно, уже обед, пора таблетку кушать. Да и редко уже такое было. Как говорили врачи – инкапсулировалось все это.

А теперь что – опять вернулось, и в новом антураже? Тема новая, причем сильно разнообразная – поля смерти. Поля битв, вырезанные города и села, города, вымершие явно от каких-то болезней.

География весьма широкая. Исландия, Шотландия, Польша, страны бывшей Югославии. Отчего я это узнавал – ну, читал я много. И телевизор не забывал смотреть. И что-то мне как бы подсказывало, что это не безымянное поле битвы, а именно Ведрошское побоище.

Что это за битва? Сейчас малоизвестная, на Митьковом поле около Дорогобужа. 1500 год. Легла там вся литовская армия, попав в кольцо. На Руси тогда правил Иван Васильевич, прозванный Грозным, а в Литве верховодил великий князь Александр. Это не тот Грозный, про которого вы подумали, это его дед. Он тоже Казань брал, Новгород брал и много чего другого, что и внук делал, только его не помнят. Больно внук его затмевает. А ведь этого внука могло и не быть. Там тоже интересная история вышла, но о ней потом…

Ну ладно, коль уж так просите, расскажу и об этой истории. После неизвестного Ивана Грозного правил его сын Василий Третий, который все же добился, чтобы хоть некоторые страны за рубежом его царем называть стали. Еще он отвоевал Смоленск – к крайней досаде соседей. Несколько раз он чуть не завоевал Казань, но его воеводы при этом так оскандалились, что я вполне понимаю его сына, который потом их детям головы рубил. Ну вот представьте себе – подошло войско к Казани, то есть к столице вражеской, стало по Казани бить из пушек. Казань испугалась и ворота открыла. Все. Не нужно будет воевать за нее!

Извините, в глотке пересохло. Передайте мне, пожалуйста, вот ту бутылку. Спасибо.

А воеводы устроили пьянку. Город стоял с открытыми воротами, стоял и ждал, пока воеводы протрезвеют. Потом казанцам надоело видеть такое невнимание к себе и долгое ожидание погрома и насилия, они ворота и закрыли. Все. Шанс упущен. Впереди еще двадцать лет борьбы, пяток походов, набеги казанцев на пограничье и сумасшедшие усилия по постройке Свияжска, копанию подкопов и подрыву стен, а затем кровавый штурм 1552 года. «А все, господа, делалось хмелем. Пропили город воеводы». Это сказано не про Казань, но очень подходит.

Но я отвлекся. У Василия детей долго не было. Совсем. Это и сейчас, при возможности детей из пробирки, чрезвычайное бедствие для семьи, которая хочет детей. То есть нормальная семья, а не для рекламы. А царю дети обязательны. У него ДОЛЖЕН быть наследник мужского пола. Подойдут и девочки, ибо их можно замуж выдать и получить союз с другим владетелем. А тут детей совершенно нет. Идут уже десятилетия, а никак. У Василия есть два младших брата, но как не хочется, чтобы их род продлился и в Москве сел. Вот он и запрещал, как старший в семье, братьям жениться. А время идет, и так можно вообще династию угробить – чтобы у всех троих детей не случилось. И ничто не помогает – ни молитвы, ни подношения монастырям. Нету детей.