Книга Банкир - Петр Катериничев

Одним из главных навыков было — не задавать вопросов.

Автомобиль следом за фургончиком помчался по городской окружной в сторону тихих, спрятанных в уютной зелени особняков.

* * *

Альбер сидел в полной темноте. И смотрел сквозь полураскрытые жалюзи в ночь. Свежий прохладный ветерок с моря был наполнен ароматами соли, морских и степных трав, но мужчина этого даже не замечал. Плотный сигаретный дым укрывал небольшую комнату словно портьера, слишком тяжелая для дуновения крепчающего морского бриза; воздух проникал сквозь едва приотворенное окно и будто застывал в этом тяжком искусственном мареве, не в силах вырваться на волю…

Огонек сигареты вспыхивал через равные промежутки времени; мужчина равнодушно ронял ее в пепельницу, прикуривая другую. На миг пламя зажигалки высвечивало словно вырубленное из единого куска камня лицо, прорезанное редкими глубокими морщинами и состоящее, как могло показаться, всего из двух тяжелых составляющих: массивного подбородка и мощного покатого лба. Губы были плотно сжаты; казалось, сидящий просто закрепляет сигарету в некую щель выше подбородка. Выступающие надбровные дуги, поросшие густыми светлыми волосами, почти совершенно скрывали близко посаженные маленькие глаза. Язычок пламени лишь на миг отразился в расширенных черных зрачках и угас. Мужчина не любил света.

То, что случилось, казалось совершенно невероятным. Время доклада — через два часа. Альбер понимал, что провала этой операции ему не простят. Слишком многое было поставлено на карту. И — многие…

Но два часа — это сто двадцать минут. Не так мало. Если действовать умно и скоро. Некоторые приказы нужно отдать уже сейчас. Ну а основное решение… Его он сможет принять непосредственно перед звонком в Москву. Дальше он станет действовать. Собственная жизнь — серьезная ставка, чтобы не стеснять себя ни в средствах, ни в поступках.

Огонек сигареты высветил тяжелый подбородок, две глубокие борозды от крыльев носа к губам, короткие тупорылые пальцы с коротко остриженными ногтями.

Альбер одним движением погасил сигарету в пепельнице и поднял трубку специального переговорного устройства.

Вертолет мчался низко над морем. В наушниках пилота звучал позывной, похожий на позывной первого советского спутника: пи-пи-пи… Время от времени он косился на двух стрелков, напряженно всматривающихся в несущуюся навстречу массу воды. Дверцы с обоих бортов сняты; пулеметы закреплены в турелях, и приникшие к ним боевики больше похожи на дополнение к оружию, чем на живых людей. Наверное, так оно и есть. Тогда он сам — просто дополнение к этой грохочущей «вертушке»… А что в этом плохого? Кто на что учился… Да и…

Думать надо меньше.

— Далеко еще? — спросил, пытаясь перекричать шум винтов, один из парней.

— Что?

— Далеко еще?

— Пять минут лету.

— Как только будем над местом — включай прожектор.

— Ага.

— И не агакай. Не у тещи на посиделках. Уяснил?

С какими уродами приходится работать! А что делать-то? Жить как-то надо…

Пилот сосредоточенно кивнул.

— Ну, смотри… Да… Скажи им пару ласковых, чтобы не дергались.

Пилот нашел нужную частоту:

— Скаты, Скаты, я — Птичка. Готовность — три минуты, как поняли, прием.

— Всегда готовы! Конец связи! — Боец опустил мини-рацию. — «Вертушка» идет.

— Крот сказал — через час двадцать. А прошло только сорок минут, — недовольно пробурчал Саша Бойко.

— Переиграли, — пожал плечами один из бойцов. — Погода — к шторму. Потому и переиграли.

— Не люблю я переигрышей, — хмыкнул Саша.

— Да брось ты… Времечко-то сейчас… Раньше даже конвейеры по секундам работали, а уж в нашей системе… А любители — они любители и есть.

Полыхнула дальняя зарница, а следом — белый слепящий свет прожектора залил утлую надувную лодчонку.

— Да что они, опупе…

Пулеметная очередь разорвала лодку надвое; пули ложились кучно, густо, превращая пространство внизу в кипящий, залитый светом котел…

Саша Бойко шел вниз, в глубину, быстро работая ногами. Он чувствовал, как разламываются виски, потом — дикая боль в ушах, но движения не прекратил. Еще он чувствовал боль в бедре, но сейчас было не до нее… Если пуля пробила баллон — крышка. С такой глубины ему уже не вернуться… На ощупь он нашел нагубник, сделал аккуратный вдох. Легкие словно пронзило сотней иголочек… Ну да это не смертельно. Слава Богу, с баллоном все в порядке… Саша зафиксировался на достигнутой глубине и замер.

Вертолет перевалился на другой борт, прожектор пошарил внизу… Ничего, кроме бурого месива на поверхности воды.

— Порядочек! — подытожил первый стрелок. — Там один вроде в воду кувыркнулся. Может, ушел? — произнес второй.

— Рыбам на корм. Я все перепахал метров на двадцать вглубь. От пули не уйдешь. Круто, скажи? — Стрелок панибратски ткнул в бок пилота.

— Круто, — равнодушно подтвердил тот.

— Ладно, хорош базлать. Пошли к берегу. Не люблю над водой болтаться, особливо по такой погоде! Так и кажется: молния шарах, и — покойнички.

— Свистун, ты бы заткнулся, а? — зло прервал второй стрелок. — Накаркаешь, ворона…

— Да ладно тебе… — Первый чувствительно ткнул пилота в бок:

— Ты чего, водила, не слышал? Рули к берегу!

Вертолет круто развернулся и ушел в сторону наплывающей низкой тучи.

Саша Бойко выбирался на поверхность не враз. На сколько же он занырнул?

Бог знает. «Ухи» порвал, с верхушками легких тоже не все ладно. Ничего. Это пройдет. Полыхнула зарница — боец мигом ушел под воду, слился с ней. Хотя…

Зарница его и спасла: он увидел «вертушку», вернее, ее очертания. Это была слишком легкая машина, четверых ей на борт просто не взять… И еще — он различил контуры замершего в проеме снятой дверцы человека. Поза была вполне понятной. Даже слишком. Ну а если их не собираются брать, значит…

Нет, тогда этих мыслей даже не было: все мелькнуло так же скоро, как вспышка зарницы; Саша даже и не говорил ничего — просто коснулся руки близсидящего, что означало — «делай как я», и кувыркнулся спиной назад…

Саша огляделся на поверхности. Из ребят успел он один. Остальные… Что ж… Боевые пловцы всегда должны быть готовы к тому, чтобы стать частью моря…

Только — не из-за предательства!

Кто предал? Корт? В это Саша не верил. С Кортом они «ныряли» с восемьдесят второго; это — срок. Не говоря уже о переделках, в которых пришлось побывать…

Остальные ребята «плавать» начали с девяносто второго, молодые… Обучались по спецпрограмме, а вот в настоящем деле, в таком, какие проводились у берегов Северной Африки, скажем, никогда не были. Суверенитеты, ходить им конем! Хотя и это стало давно привычным…