Книга Доспехи для героя - Мартин Райтер

— Как думаешь, кого из нас первым отдадут палачу? — не переставал всхлипывать Клаус. — А может… может, его задобрить деньгами? У моего отца есть кое-какие сбережения, немного, но есть. Как думаешь, Каракубас согласится на выкуп?.. О боже, сейчас я умру… Где же этот проклятый палач? — выкрикнул в панике Клаус, и Генрих испуганно зажал ему рот рукой.

— Тише ты! Вдруг старик нас не заметил?

— Как же — не заметил, мы ведь лежали на самом видном месте. Обязательно заметил. Сейчас он, верно, придумывает для нас пытки… Какой ужас… Это ты все затеял… Ты… Я так палачу и скажу — что я не виноват… Пусть тебя первым пытают… Нет, я не то говорю, не то. Ты меня не слушай, это я от страха. Ты знаешь что? Брось меня, беги: двоим погибать нет смысла…

Генрих заколебался. «Пожалуй, Клаус прав — что толку дожидаться, пока нас схватят? подумал он. — Если я сейчас же помчусь в полицию, они успеют спасти Клауса. А мне самому сил не хватит дотащить его до дома».

— Нет, я опять не то говорю, Клаус крепко схватил Генриха за руку. — Если ты оставишь меня, я точно умру… Ты лучше посмотри в окно, что они затевают… Не смей отказываться — умирающему нельзя отказывать…

— Да помолчи ты хоть минуту! — не выдержал Генрих, которому и без стенаний приятеля было страшно до смерти.

— Не смей на меня кричать! — Клаус отбросил руку Генриха и всхлипнул. — Разве не видишь, я умираю? Старик всадил мне в живот пулю. Я совсем ничего не чувствую внутри, совсем…

— Какая пуля? Никто в тебя не стрелял, не выдумывай…

— Не спорь, я лучше знаю. Это был пистолет с глушителем… Боже, как холодно… Что ж ты стоишь, как истукан? Иди же, скорей посмотри в окно…

— Нет, в окно я смотреть ни за что не стану, — возразил Генрих. Лучше сразу убей меня.

— Вот, значит, как? Ну-ну. Знал бы я, что ты такой трус, никогда не взял бы тебя надело. Что ж, пусть моя смерть будет на твоей совести, предатель, — сказал Клаус и обиженно отвернулся в сторону.

— Хорошо, хорошо. Я посмотрю в окно, только ты не кричи так громко, — вздохнул Генрих. Он нехотя поднялся с земли и подкрался к тому окну, свет из которого едва не выдал их Каракубасу. Сердце в груди мальчика бешено колотилось, и одного этого казалось, Генриху достаточным, чтобы привлечь внимание ужасного старика. Но Каракубас, даже сейчас одетый в шубу, был занят тем, что сосредоточенно рассматривал какие-то древние листы бумаги, испещренные почти выцветшими фиолетовыми чернилами. На самом кончике его носа висели очки с круглыми стеклами; старик читал рукопись, держа ее в распрямленной руке. Похоже, Каракубас страдал дальнозоркостью, и очки были подобраны не совсем верно.

Генрих отвел взгляд от старика и осмотрел комнату. Как ни странно, она была обставлена прекрасной мебелью старинного типа, а перед креслом, в котором Каракубас сидел, ярко пылал камин. По комнату освещал не столько огонь из камина, сколько сотня свечей, вставленных в пышную, старинную люстру на потолке. Еще несколько свечей горело в тяжелом бронзовом светильнике на круглом столе. Генрих вспомнил, что свет в доме зажегся, едва старик переступил порог, и у него мурашки побежали по спине. Чтоб зажечь столько свечей, причем в нескольких комнатах одновременно, в доме должно было быть несметное количество прислуги. Но, кроме Каракубаса, в комнате других людей не было, и Генрих подумал, что все они, наверное, наблюдают за пытками того человека, чей ужасный крик раньше слышали они с Клаусом. «А может быть, Генрих вздрогнул от этой мысли, Клаус прав, и слуги сейчас вооружаются, чтоб изловить двух наглецов, возомнивших себя великими сыщиками?» Генрих стал медленно пятиться от окна, но старик внезапно отвел глаза от рукописи и крикнул недовольным голосом:

— Эй, разорви вас все демоны Хелле! — мальчик замер ни живой ни мертвый. — Сколько можно ждать? Если вы сейчас же не принесете мне… — старик замолчал, к чему-то прислушиваясь, а потом продолжил еще более нетерпеливо: — Вы, болваны, так все мои амулеты растеряете! А мне какое дело, что он в щель провалился? Ладно, оставьте, искать потом будете. Мне сейчас дракон не нужен, да и пользы от него никакой — красивая безделица, и только. Потом займетесь поисками, а сейчас несите скорей сундук.

Дверь открылась, и в проеме показался небольшой окованный железом сундук. Он летел в метре над землей и двигался неровно, как будто вышагивал на невидимых ногах. Наконец, сундук добрался до стола и с грохотом опустился на красную атласную скатерть.

— Осторожней, болваны! — взъелся старик. — Сколько раз повторять, что стекло — вещество хрупкое? Разобьете что-нибудь, я вас так накажу, что… ладно, ладно, нечего ныть, проваливайте.

Каракубас отложил рукопись, подошел к сундучку и, что-то прошептав, открыл крышку. Генрих вздохнул — он понял, что никто их с Клаусом не раскрыл, и старик, не подозревая о слежке, занят своими делами. Клаус, успокоенный тем, что Генрих в панике не бежит от окна, зашевелился.

— Ну, что там? — послышался его нетерпеливый шепот.

Генрих, не оборачиваясь, отмахнулся и ближе придвинулся к окну, чувствуя, что вот-вот станет свидетелем невероятного. Из сундука Каракубас достал керамическую вазу с длинным узким горлышком, фигурную деревянную шкатулочку, флягу из зеленого стекла, полу сгоревшую свечу, желтоватую кость и горсть пестрых перьев. Когда все это оказалось разложенным на столе, старик подошел к камину и взял с него книгу в белом глянцевом переплете, очень похожую на ту, которую приобрел днем в магазине.

— Ну что, госпожа Винкельхофер, пришло время нам познакомиться поближе, — радостно сказал старик, открывая книгу на закладке.

Фамилия Винкельхофер показалась Генриху очень знакомой. Он был уверен, что с этой фамилией связан какой-то очень известный случай, но какой, мальчик вспомнить не мог. Пока он напрягал память, Каракубас успел закрыть книгу и занялся каким-то химическим опытом. Он налил в вазу немного жидкости из зеленой фляги, бросил в нее щепотку белого порошка из деревянной шкатулочки и несколько перьев. Из кувшина потянулась сероватая струйка дыма. Старик довольно ухмыльнулся, зажег свечу, а когда она разгорелась и пламя сделалось достаточно высоким, Каракубас облил замешанным в кувшине раствором кость и занес ее над свечой.

— Да он же колдун! — с ужасом понял Генрих. — Самый настоящий колдун. И это было ясно с первого взгляда. Как я сразу то не догадался, а послушался Клауса с его печеными выдумками об ограблении Форт-Нокса?»

Каракубас между тем закрыл глаза и принялся монотонным голосом напевать что-то на незнакомом Генриху языке. Вначале старик пел тихо, но с каждой секундой голос его становился громче, выше, противней. Из камина вдруг вырвался ветер. Он пронесся по комнате, в одно мгновение разметав рукопись и затушив огонь в люстре и в подсвечнике. Ветер сбросил на пол вазу с магической смесью, выхватил порошок из деревянной шкатулки и щедро осыпал им колдуна с головы до ног. Однако Каракубас, увлеченный пением, ничего этого не замечал. Голос его был так пронзителен и громок, что все стекла в доме дрожали, грозя вот-вот рассыпаться на мелкие кусочки. Только магическая свеча, над которой колдун держал кость, казалась неподвластной ни жуткой песне, ни слепой ярости ветра — ее пламя оставалось непоколебимым, точно каменное. В злобном бессилии ветер в последний раз взметнул листы рукописи и умчался обратно в камин, выбив из него тысячи искр. Тьма вокруг старика сгустилась. Генрих, парализованный страхом, заметил в ней смутные, уродливые силуэты, которые тянули к колдуну тонкие щупальца, а коснувшись его, испуганно отступали в темноту.