Книга Сто историй любви Джульетты - Эвелин Скай

у меня в голове начали появляться почти полностью сформировавшиеся рассказы: небольшие романтические сценки, и в главной роли всегда Себастьен. Вероятно, так работал механизм выживания, позволяющий в печальные времена сосредоточиться на чем-то светлом.

Всякий раз, когда у меня случались неприятности – неразделенная любовь в старших классах, или потеря всех сбережений на первой работе после окончания колледжа, которая оказалась финансовой пирамидой, или измены моего мужа Меррика, – рассказы о Себастьене уводили меня от ужасающей реальности. Примеряя эти истории к себе, я начинала понимать, что такое безусловная любовь, когда есть человек, готовый тебя выслушать и защитить.

Хотя в каждом рассказе героя звали по-разному, мое воображение всегда рисовало одно и то же лицо. В моих романтических фантазиях героиня ехала через пустыню верхом на верблюде, а он шел по песку, держа верблюда за повод и указывая дорогу. Мои персонажи совершали как великие деяния, например плавали на португальских каравеллах и помогали Иоанну Гутенбергу печатать книги, так и не столь значительные: посещали скачки в Викторианскую эпоху. Я люблю историю не меньше, чем книги, и мне хорошо удаются исторические рассказы. А костюмы того времени! Героиня истории о скачках, например, носила невообразимую шляпу, украшенную пучком голубых перьев и лавандовыми розами.

А вчера этот человек, до сих пор существовавший только в моей голове, вдруг появился в «Ледяной выдре»! Живой, настоящий. Я что, воплотила его в жизнь? Нет, чушь! Так что же произошло?

Бедный Себастьен! Я набросилась на него, как стая голодной саранчи, а он понятия не имел, кто я такая.

Потягиваюсь и смотрю на часы на прикроватной тумбочке. Восемь тридцать утра, за окном еще темно. Моя ленивая половина хочет свернуться калачиком под одеялом, а новая, энергичная Элен уговаривает вылезти из постели.

По коттеджу гуляет сквозняк, и я немедленно раскаиваюсь в своем опрометчивом решении. Ступив на промерзший деревянный пол, я взвизгиваю от боли. Вся одежда еще в чемоданах, и я нелепо переминаюсь с ноги на ногу, ища носки (надеваю сразу две пары) и толстовку оверсайз. Слава богу, что я живу одна и никто не видит только что изобретенного мной нового ритуала пробуждения. Аляска!

Хорошенько утеплившись, я иду на кухню, довольно уютную: столешница в цветочек, газовая плита семидесятых годов и смешной холодильник, который пыхтит так громко, словно хочет показать мне, как старается. Как паровозик в любимом мультфильме моего племянника: «Паровозик Томас и его друзья». Я смущенно улыбаюсь холодильнику и говорю:

– Я буду звать тебя Реджинальдом.

Так могли бы звать старого ворчливого дворецкого, и это имя вполне подходит многострадальному холодильному агрегату.

На столе стоит приветственная корзинка с капсулами для кофемашины и пачкой английских кексиков. Вот и завтрак готов, чему я очень рада, ведь никакой другой еды в коттедже нет. Сегодня мне предстоит заняться домашним хозяйством, например купить продукты, чтобы загрузить Реджинальда и кладовую.

Я завариваю чашку кофе с фундуком и делаю глубокий вдох, сидя на высоком табурете у стойки.

Какая роскошь – свежий ароматный кофе! Раньше я только и думала о том, чтобы угодить другим, а именно – моему почти бывшему, и такие излишества, как сахар и молоко, были запрещены, чтобы лишние калории не вылезли на бедрах и любимый не нашел себе более стройную, симпатичную стажерку, которая будет его ублажать.

«Хватит о нем думать». Я зажмуриваю глаза, словно это спасет от мыслей об изменах, от беспомощности и отчаяния: несмотря на все мои старания, я для него недостаточно хороша.

Открыв глаза, я тянусь к стопке желтых тетрадок на кухонной стойке. Погружение в истории со счастливым концом вселяет надежду, напоминает, что существуют лучшие возможности. Нахожу одну из своих любимых зарисовок, действие которой происходит в Версале во времена Марии-Антуанетты, платьев с кринолинами и птифуров. Героев зовут Амели Лоран и Маттео Басседжио, однако Маттео как две капли воды похож на Себастьена. Лучше уж думать о нем, чем о Меррике.

Сады Версаля. Маттео сидит на веслах и восхищенно смотрит на Амели, расположившуюся на корме лодки. Яркие фонари Гранд-канала очерчивают изящный профиль девушки с носиком-пуговкой, пухлыми губками и собранными на затылке белокурыми локонами. На заднем плане возвышается золотой дворец, будто король, наблюдающий за своим ботаническим королевством. В его сверкающих зеркальных залах властвуют политические интриги, коварство и предательство.

А здесь, в садах, царит обманчивое спокойствие. Обширные королевские владения с тенистыми рощами скрывают множество павильонов, среди которых вьются дорожки, ведущие к цветникам и оранжереям, статуям, вырезанным лучшими художниками Европы, и фонтанам умопомрачительной красоты. В центре всего этого великолепия протекает Гранд-канал, по которому плывут лодки. По воде пробегает легкий ветерок, и Амели смеется, поправляя шляпку с лентами.

С тех пор как два месяца назад Маттео прибыл во Францию в качестве посла Венецианской республики, они встречаются почти каждый день. Семья Амели – из французской знати, стоящей достаточно высоко в придворной иерархии, чтобы владеть резиденциями поблизости от Версаля, и в то же время не настолько высоко, чтобы Амели не могла амурничать с Маттео. У придворных Людовика XVI есть куда более важные дела, чем безобидный флирт влюбленной парочки.

– Тяжело грести, месье Басседжио? – спрашивает Амели. – Для меня мучительна мысль, что я наслаждаюсь прогулкой, а вы страдаете под палящим солнцем.

– Ради вас я на все готов, мадемуазель Лоран. Хотя, если не возражаете, я бы снял жилет. Понимаю, это не совсем прилично, но…

– Ах, бедняжка, вы, наверное, совсем взмокли. Конечно, снимите.

Двор Марии-Антуанетты снисходителен к подобным нарушениям этикета.

Снимая жилет, Маттео замечает нежный румянец, вспыхнувший на щеках Амели. Чего бы он только не отдал, чтобы поцеловать ее прямо сейчас! Нельзя: это нарушит равновесие лодки, и они окажутся в Гранд-канале. Маттео сдерживается и возобновляет ритмичную греблю.

– Расскажите мне о Венеции, – просит Амели. – Я никогда там не была, наверное, она ужасно романтична.

Маттео улыбается и замолкает, обдумывая, что сказать. Венецианская республика простирается от Адриатического моря вглубь страны до самого Миланского герцогства. Маттео живет в главном городе, Венеции, и недавно получил титул дожа, выборного правителя.

Они плывут дальше по Гранд-каналу, оставив далеко позади лодочную станцию, где кипит жизнь. Плеск воды напоминает Маттео о доме.

– Венеция – поэма, построенная на воде, – говорит Маттео. – По каналам бесшумно скользят гондолы, похожие на кареты ангелов. Море изо дня в день ласкает сушу, приливы целуют ступени кирпичных зданий, желая доброго утра или доброй ночи. Над городом возвышается, словно могучий страж, величественная колокольня на площади Сан-Марко. А мосты исполняют желания влюбленных,