Книга Написанное остается - Александр Леонтьевич Петрашкевич

идут, чтобы покрасоваться нарядами и поглазеть на красивых женщин. (Взрывается.) Я разрушу лживую красивость веры! Я придам ей конкретно-чувственный вид! Я сделаю ее обычной, домашней! У меня человек станет бесцеремонным с богом и верой! Но за его наивной фамильярностью с богом будет стоять непоколебимая вера! (После паузы.) Чернь, которую поднимает Мюнцер против церкви и государственности, мы будем бить, давить, колоть, как бешеных собак! Я создам собственную инквизицию. Она будет вытягивать языки из пасти перекрещенцев Мюнцера и прибивать их к виселицам! Она огнем и мечом искоренит плебейский дух Мюнцера!

С к о р и н а. Вы прольете реки крови?!

Л ю т е р. Меня не остановит и море крови!

С к о р и н а. В таком случае я не вижу последовательности вашего учения…

Л ю т е р. Все очень просто, доктор! Я заменю принцип «оправдания веры» принципом «оправдания верой». Мой девиз: «Верую, чтобы понимать!» Назовите ваш девиз, доктор Скорина!

С к о р и н а. Я не ксендз и не поп. И мой девиз: «Понимаю, чтобы верить!» Для меня религия — исповедь человека перед самим собой, его личная склонность. Для вас она — высшая амбиция верующего христианина. Вы собираетесь огнем и мечом истребить Мюнцеровы коммуны перекрещенцев, а я говорю: и те, что заблуждаются, и истинные христиане — дети одного бога, и нет разницы между ними. Мой тезис: «Бог один, а вера разная». У вас же против него девяносто пять тезисов. Я за поиск места под солнцем для всех языков и против межрелигиозной розни, а вы…

Л ю т е р (перебивает). И все же я надеюсь, что вы, как человек ученый и мудрый, поддержите мое учение на Руси и в Великом княжестве Литовском.

С к о р и н а. Не буду вас обнадеживать…

Л ю т е р. Вы поддержите меня, если не хотите крови и разорения своему народу.

С к о р и н а. А почему вы ставите судьбу моего народа в зависимость от своих амбиций?

Л ю т е р. Господь даровал германскому императору державу, равной которой никто не видел со времен Карла Великого. Германия на пути ко всемирному господству во славу божию и ко воссоединению всего христианства под скипетром единого пастора. Это угодно всевышнему и священной римской империи германской нации. Я исполню волю всевышнего.

С к о р и н а. При помощи костров?

Л ю т е р. Моя вера их не исключает!

С к о р и н а. В этом я вам не союзник. Мир и согласие, просвещение и наука — вот моя религия, мой бог, моя вера! А назначение человека на земле я вижу в разумной деятельности. Ибо страшен может быть разум, если он не служит добру.

Л ю т е р. Вы, должно быть, слышали об Эразме из Роттердама?

С к о р и н а. Я знаю Эразма.

Л ю т е р. Эразм важнейший враг Христа. Хотя некоторые у нас считают его главой Европейской республики ученых. Не хотите ли вы стать главой республики ученых славян?

С к о р и н а. А почему вы решили, что я против этого?

Л ю т е р. Меня всегда умиляет славянская непосредственность.

С к о р и н а. Вы мне тоже нравитесь, хотя вряд ли мы подружимся.

Л ю т е р. Не будем загадывать. Я же вам тем временем расскажу, как кельнские богословы определили соотношение Эразм — Лютер… Эразм снес яйцо, заметили они, которое высидел Лютер. Позже Эразм отказался от цыплят лютеровской породы. Возможно, если бы вы, доктор Скорина, дожили до старости, вам довелось бы отказаться от цыплят, которых высидели бы ваши наследники.

С к о р и н а. Высидеть цыплят не шутка. Видимо, поэтому у нас их по осени считают…

Л ю т е р. Скажу искренне, с вами приятно вести диалог. Видимо, у вас были не плохие учителя?

С к о р и н а (весело). Надо быть дураком, ваша светлость, чтобы не поумнеть, живя в одно время с вами. Но если бы я был на вашем месте или на месте вашего антагониста папы римского, я не отпускал бы грехов и не продавал индульгенций тем людям, которые настойчиво не умнеют, живя в одно время с Леонардо да Винчи и Рафаэлем Санти, слушая Савонаролу и Помпонацци, читая Данте и Томаса Мора, Эразма из Роттердама и… Мартина Лютера из Виттенберга. Я мог бы назвать еще нашего Максима Грека и вашего Томаса Мюнцера, но первого вы не знаете, а второго ненавидите.

Л ю т е р (зло). Вы еще не назвали Коперника. Говорят, он намеревается доказать, что земля движется вокруг себя, а совсем не твердь небесная, солнце и луна движутся над землей.

С к о р и н а. Да, ваша светлость, Коперник доказал это.

Л ю т е р (весело хохочет). Доказал?.. Помилуйте, но это же все равно, как если бы кто находился на корабле или в колымаге и воображал, вроде он сам находится в покое, а земной круг и деревья движутся и кружатся.

С к о р и н а. Видимо, у нас с вами не хватает пространственного воображения, чтобы понять это.

Л ю т е р. Простите, уважаемый доктор, этот ваш ученый дурак намерен перевернуть вверх ногами все божественное мироздание.

С к о р и н а (предупреждающе). Я просил бы вашу светлость…

Л ю т е р (не обращая внимания). Но, как свидетельствует святое писание, Иисус Навин остановил солнце, а не землю, как утверждает ваш ученый шут.

С к о р и н а (сдержанно, но твердо). Ваша светлость, старый мир стал тесен для настоящей науки. И сегодня, когда гремит слава Христофора Колумба и Фернанда Магеллана, а завтра человечество узнает о Николае Копернике, нам с вами просто позорно сидеть в старой колымаге собственного невежества.

Л ю т е р (встает). Вы, уважаемый антагонист, оскорбили меня в моем доме!

С к о р и н а (встает). Вы, ваша светлость, дважды оскорбили моего друга, и я только пытаюсь удержать вас от дальнейших выпадов.

Появляется  Э л ь з а. На подносе две чашки воды. Лютер отпивает и заразительно хохочет. Затем так же неожиданно умолкает. Эльза выходит.

Л ю т е р. Вы правы, доктор. Пожалуй, нам лучше сдержаться.

С к о р и н а. Пожалуй. (Отставляет свою чашку, не отпив.)

Л ю т е р (бодро и весело). А может, оставим амбицию — вы свою, а я свою? Избежим раздора?! Я вам оборудую печатню, обеспечу бумагой, дам кафедру в университете, а вы мне взамен дружбу и преданность. (Вроде шутя.) А хотите, я за вас свою племянницу Эльзу отдам. Чем не невеста: набожна, молода, пригожа. Она вам кучу детей нарожает. А породнившись, мы с вами, доктор, многое смогли бы переделать в этом грешном мире…

С к о р и н а. Ценю немецкую деловитость, не имею оснований сомневаться в достоинствах вашей прелестной племянницы, но не могу принять ваших предложений. Однолюб я, ваша светлость, и обручен с другой.

Л ю т е р. И кто же она, счастливица?

С к о р и н а. Белая Русь.

Л ю т е р (резко). Вы обречены, а не обручены, доктор. Садитесь, я скажу то, что вам надлежит запомнить! (Садится.)

С к о р и н а. Постараюсь быть внимательным. (Садится.)

Л ю т е р (твердо). Вы, доктор Скорина, не любите свою родину, не жалеете свой народ, губите свою державу. То, что началось в Германии, в Виттенберге, собственно, в этом кабинете и в этой голове (стучит по голове), остановить нельзя.