Книга Написанное остается - Александр Леонтьевич Петрашкевич

чрезвычайной важности. Франциск Скорина Рус, с которым вы так хотели встретиться в Праге, появился у нас в Виттенберге. Через полчаса он будет принят Лютером, врагом нашим заклятым. Донес корчмарь Джованни, который теперь Иохим. А это книги Скорины.

Н у н ц и й  выбегает из-за ширмы, надевая на ходу сутану.

Н у н ц и й. Не вовремя ты, но с вестью радостной! О том, что будут обсуждать Скорина с Лютером…

К в а л и ф и к а т о р. …вы будете знать все, ваша светлость. Но…

Н у н ц и й. Инквизиция не терпит никаких «но»!

К в а л и ф и к а т о р. В городе объявился некто Николя Гусовиани. Пишет стихи, пьет вино, нанес визит Скорине и вызвал на дуэль его спутника.

Из-за ширмы выходит молодая особа, на ходу одеваясь в монашеское платье. Это  М а н у э л л а.

М а н у э л л а. Ой, как это интересно! (Нунцию.) Может, возьмем обоих? Наш палач еще никогда не поджаривал поэтов.

К в а л и ф и к а т о р. Одного уже взяли.

Н у н ц и й. Так возьми и второго. (Иронично.) Тебя же дама просит.

К в а л и ф и к а т о р. Второй едет с посольством короля польского от его святейшества папы.

Н у н ц и й (категорически). Второго не брать! И уходи. У тебя дело, какими господь нас не часто балует.

К в а л и ф и к а т о р. Слушаюсь, святой отец. (Уходит.)

М а н у э л л а (капризно). Если нельзя поэта, то давайте сожжем квалификатора…

Н у н ц и й (озабоченно). В другой раз, в другой, мое золотко. А пока господь и без того ко мне милостив. Сначала послал мне тебя, потом квалификатора, а теперь вот и самого Скорину…

М а н у э л л а. Все равно квалификатора надо сжечь!

Н у н ц и й (сам себе). Сожжем, сожжем, с божьей помощью всех сожжем…

IV

Л ю т е р  облачается в профессорскую мантию. Появляется  Э л ь з а.

Л ю т е р. Ну?

Э л ь з а. Иохим здесь, а гость ждет внизу.

Л ю т е р. Вначале Иохима, потом гостя… Почему ты задерживаешься, Эльза?

Э л ь з а. Мануэлла передает, что нунций заинтересовался нашим гостем. Его спутника инквизиция уже взяла.

Л ю т е р. Благодарю тебя Эльза. (Целует ее в лоб.) Это очень важно. (Отсчитывает монеты.) Для Мануэллы.

Появляется  И о х и м. Он слышал последние слова Лютера.

Эльза уходит.

(Иохиму.) Будь поблизости.

Иохим исчезает за портьерой. Входит С к о р и н а.

С к о р и н а. Мир дому вашему!

Л ю т е р. Благослови вас господь, доктор Скорина. Очень, очень рад. Прошу вас… (Приглашает в кресло, сам садится напротив, рассматривает Скорину.)

С к о р и н а (прерывая затянувшуюся паузу). Чрезвычайно тронут вашим вниманием к моей скромной особе.

Л ю т е р. Не надо излишней скромности, доктор, она вредит и, как вы сейчас убедитесь, позволяет мне на правах хозяина обвинить вас…

С к о р и н а. Если есть моя вина, склоняю голову…

Л ю т е р (добродушно улыбаясь). Как же ей не быть? Знаменитый русский ученый появляется в самом демократическом городе Европы, или, как теперь говорят, в самом сердце реформации, и вместо того, чтобы нанести мне визит, инкогнито живет в корчме какого-то Иохима, не думая про то, что великий реформатор Мартин может обидеться.

С к о р и н а. С глубокой благодарностью принимаю ваши обвинения и хотел бы…

Л ю т е р. Можете называть меня просто «ваша светлость»…

С к о р и н а. Скажу искренне, что еще до встречи с вами я знал, что при всем своем добросердечии, ваша светлость, вы иногда склонны к обвинениям.

Л ю т е р (весело смеется). Теперь я вижу, что вы знакомы с моими девяносто пятью тезисами против папы римского… Да, я действительно обвиняю, ибо римская церковь — это развратный, разбойный вертеп, бесстыжая блудница, а папа Лев Десятый такой же еретик, как и его паршивое воинство. И он еще смеет издавать буллу, в которой требует сжечь мои сочинения?! Паписты с удовольствием сожгли бы и самого Лютера. Не против этого и наш император. И удерживает его только то, что многие немецкие князья на моей стороне. Им ненавистен император, ненавистна власть папы, ненавистны монастыри, ненавистны торговцы индульгенциями, грабящие немецкую казну в пользу ненасытного Рима! И я публично в университетском дворе сжег папскую буллу! (Распаляется.) До сих пор моя деятельность была только прелюдией. Сейчас я серьезно принимаюсь за дело, и меня никто не остановит! Мое слово — слово господне! Кто не примет моего учения, тот не спасется. Я немецкий пророк! Вся Германия пойдет за мной по одному моему слову. Мы, немцы, народ грубый и яростный. С немцами не легко начинать что-нибудь, но принудить их у меня крайняя необходимость. К тому же я знаю, что мое учение живет сегодня не только в центре Европы, но мощной волной докатилось и до Руси.

С к о р и н а (сдержанно). Насколько я знаю, волна реформации пока что докатилась только до Праги…

Л ю т е р. Не будем спорить о ее границах, тем более что мне хочется узнать именно от вас, что там, в Праге.

С к о р и н а. В Праге холера, ваша светлость…

Л ю т е р (не ожидал). Вы мудро поступили, доктор, сбежав оттуда…

С к о р и н а. Я не сбежал, ваша светлость. Просто братья чехи сделали все возможное, чтобы я без особых приключений мог попасть на мою Белую Русь живым и здоровым.

Л ю т е р. Белая Русь… Слышал, слышал. Дикий край, темные люди… Это где-то между Польшей и Московией?

С к о р и н а. Точнее, это по пути от Чудского озера до Грюнвальда…

Л ю т е р (понял намек). Вижу, вас увлекает и география?..

С к о р и н а. Не зная географии, ваша светлость, не постигнешь истории. А если не знать истории, то многое диким кажется…

Л ю т е р. Кстати, почему для своей ученой деятельности вы избрали именно Прагу, а не наш, скажем, славный Виттенберг?

С к о р и н а. В Праге нас лучше понимают… Языки у нас очень близки…

Л ю т е р. Не любите вы нас, немцев.

С к о р и н а. Дай бог, мы вас еще полюбим…

Л ю т е р. А пока, хотите сказать…

С к о р и н а. Пока мы более-менее успешно от вас защищаемся.

Л ю т е р (после паузы). Мне бы хотелось услышать от вас о Праге, до которой, как вы сами убедились, докатилась волна моего учения.

С к о р и н а. Это действительно так. На той неделе я слушал в Праге вашего земляка Томаса Мюнцера. Первые слова его проповеди вызвали такой взрыв толпы, что казалось, содрогнулись колокольни соборов…

Л ю т е р (вскакивает, истерично). Собака! Предатель! Подлый перекрещенец! Он поганит самое идею лютеранства! Он дискредитирует мое имя! Он хочет поднять чернь, которая снесет все святое с лица земли. Озверевшие мужики Мюнцеровых коммун уничтожат города, замки, княжеские владения, они, как саранча, съедят все на своем пути! Они самого бога…

Входит  Э л ь з а, подает Лютеру чашку с водой. Он отпивает, успокаивается, садится в кресло. Эльза выходит.

С к о р и н а. Простите, ваша светлость, я, видимо, не все понимаю в вашей борьбе против папского престола…

Л ю т е р (тихо, утомленно). Не прикидывайтесь простачком, доктор! Вы не можете не знать, что современная церковь — это чудесно оборудованный бордель. От последнего служки костела до самого папы римского — все развратились и развратили паству. Храмы пустуют, на празднествах, в паломничествах овцы Христовы пьянствуют и распутничают. В церкви