Книга Два фотографа - Татьяна Юрьевна Холина-Джемардьян

увеличителя.

— Закончишь печатать, заберёшь. Вообще, потом надо всё вернуть, как было, иначе в следующий раз так просто не получится.

— Бумажку тоже достать из мусорки и склеить?

— Бумажку — нет, а всё остальное — на место. Запомнил? Справишься?

— Попробую.

Ромига с удивлением отметил про себя, что не понимает происходящего. Дурит его старик, шутит в стиле экспедиционной продувки макарон? Или демонстрирует псевдомагическую человскую глупость? Или в самом деле повезло наблюдать геоманта за работой?

Извести всю пыль в лаборатории нав мог одним простеньким заклинанием, но решил посмотреть, будет ли прок от манипуляций Семёныча. Дальше по обстановке. На всякий случай придумал довольно жёсткий ответный розыгрыш.

Прок был. Печать шла гладко, как по-писаному, опыта Ромиги хватало, чтобы оценить. Увлёкся. Напоследок решил переделать одно фото: напечатать небо потемнее. Время поджимало, пора закругляться. По-быстрому выпустил из пальцев облачко чёрного тумана, заставил принять нужную форму и плотность, подвесил над частью листа. Семёныч несколько минут назад ушёл в большую комнату, не должен был заметить. Но, уже отправляя лист в кювету с проявителем, Ромига ощутил рядом чужой страх: знакомую реакцию на свою магию, на этот раз, второпях, не замаскированную. Оглянулся и увидел в дверях старика, внимательно наблюдающего за действиями ассистента. Похоже, старый фотограф испугался, но совсем не удивился. И снова ничего не сказал. Последний на сегодня отпечаток был проявлен, отфиксирован и положен промываться.

— Давай за уборку! Растворы выливай. Кстати, список для закупки я тебе подготовил. Уточнишь цены, скажу, сколько чего брать. Протри стол, полы тоже помой: уборщиц я сюда не пускаю. И обязательно расставь всё по местам. Проверим твою фотографическую память.

Нав прекрасно знал: многие, независимо от генстатуса, считают уборку занятием скучным, обременительным и малопочтенным. Зачастую, браться за неё — показывать, что не ценишь себя, и нарываться на соответствующее отношение. Но Ромига всегда с удовольствием приводил в порядок своё рабочее место. Хозяйничая с заклинаниями — или с веником, шваброй, тряпкой — он, с одной стороны, как бы приручал и присваивал окружающее пространство, с другой, стирал слишком явные, грубые, негармоничные следы своего пребывания в нём. Занятно, кажется, в этом вопросе они с Семёнычем совпали. Поручение убраться в лаборатории не сводилось к традиционной муштре ассистента, а было актом доверия, наравне с допуском к увеличителю. Оказывается, так тоже бывает.

Ромига аккуратно и чётко вернул на места всё переставленное стариком ради "счастливой приметы". Слил реактивы, ополоснул и поставил сушиться ёмкости из-под них, протёр стол. Набрал воды в ведро, взялся за тряпку. Спешил: ещё надо досушить готовые отпечатки и успеть к научному руководителю.

"Ну что за нечисть!?" — возмущался старик, пытаясь совладать с очередной волной ужаса. Нехорошо зашлось сердце, ослабли колени, но это не помешало Семёнычу увидеть кое-что интересное. Роман оглянулся с выражением нашкодившего пацана. Тёмная жуть мигом схлынула, спряталась за агатовым блеском его глаз, за обычно ехидной, на этот раз чуть виноватой улыбкой.

Семёныч тяжело вздохнул: "У коллеги весьма любопытные профессиональные приёмчики. Замечательно! Проще будет объяснить свои, когда — если — дойдём до этого. Надеюсь, всё-таки, он хочет именно учиться. В этом случае я нужнее ему, чем наоборот. Хорошо бы, так и было. Пусть так и останется. Очень досадно, если в итоге получится банальный торг: моя бессмертная душа в обмен на что-нибудь до зарезу нужное".

Старик, в общем, не верил ни в Бога, ни в чёрта. Но такому повороту не удивился бы. Уж очень остро и болезненно всё его существо реагировало на то, что молодой фотограф периодически вытворял. Или носил в себе? Или, проще, являлся?

Семёныч был человеком предельно конкретным. Знал: сам делает вещи, легко проводимые по статьям "мистика", "колдовство". Однако терпеть не мог философской, а тем паче, религиозной, зауми. Не находил ей прикладного, практического применения, значит, не видел смысла. Решил: чем маяться праздным вопросом о загадочной природе парня, взятого в ассистенты, лучше наблюдать и реагировать по ситуации.

Элегантное, как танец, и стремительное, как хорошая драка, наведение порядка в лаборатории впечатлило старого фотографа. Он сам, кряхтя, охая, добродушно ворча на любимые железки и стекляшки, ползал бы по двум комнатам минут сорок. Роман уложился в десять, без претензий.

— Чаю на дорожку?

— Спешу. Но с удовольствием, — ассистент тут же цапнул из пакета пряник и жадно в него вгрызся. Пока подоспел кипяток, количество сластей на столе уменьшилось наполовину.

— Ты голодный что ли?

— Ага! Некоторые говорят, проще убить, чем прокормить.

Шутка шуткой, однако Семёныч вздрогнул. Почему? "Роман водится с публикой, для которой это более, чем фигура речи? Можно подумать, у тебя самого нет и не было таких знакомых".

— Кто-то проверял?

— Обычно хватает ума не связываться.

Кровь застыла в жилах не от какой-нибудь странной чертовщины — от улыбки парня: "Поздравляю, Семёныч, вот тебе ещё один".

— Шибко грозный ты, Рома, для археолога.

— Я до универа успел повоевать.

— Афганистан?

— В том числе.

И фразы, и паузы за ними — будто жирные точки, веско намекающие на неуместность расспросов — многое объясняли. По крайней мере, легко укладывались в понятную, стандартную схему. Единственное "но": Роман, при всей его жутковатой загадочности, производил впечатление очень цельного и гармоничного существа. Старик совсем не ощущал в нём следов надлома, который последние военные судороги и развал Империи оставили в душах. "Прошло время. Можно предположить, парень не терял его даром. Ты ведь тоже собрал из обломков вполне комфортабельный плот и путешествуешь на нём в своё удовольствие?"

Пряники и печенье очень быстро закончились. Роман с сожалением посмотрел на пустые упаковки, допил чай. Смахнул в чашку крошки со своей половины стола, пошёл мыть. Вернулся:

— В следующий раз, наверное, моя очередь покупать еду? Но завтра могу прийти только после обеда. Дела на кафедре.

— Приходи, как сможешь. Всегда рад, — "Чёрт подери, а ведь правда!"

— Успеем до вечера доделать оставшиеся фото?

— Других заказов пока нет. Надо будет, успеем. Посидим подольше.

Семёнычу и сегодня некуда было спешить. Тянул удовольствие, грел ладони о чашку с чаем, медленно прихлёбывал горячий напиток. Наблюдал, как ассистент собирается. Аккуратно надевает пиджак, перекладывает что-то из внутреннего кармана в кейс... Усилием воли заставил себя отвести взгляд, не пялиться туда...

Нав понял, что вряд ли дождётся от упрямого старика первого шага: сегодня ли, завтра, через две недели. Терпения Ромиге тоже было