Книга Два фотографа - Татьяна Юрьевна Холина-Джемардьян

осени вдруг повеяло, как тогда, зелёной весной. Рядом. Достаточно близко, чтобы дотянуться и потихоньку, незаметно отпить капельку силы. Чуть-чуть. Много нельзя, это делает заметным. Как "фонили" для него Люда, первый командир и убийцы Вадима, как позже он ловил отсветы подобного в толпе. От Романа тянуло особенно странным, чужим и опасным. Совсем не тем, чем от его кейса под вешалкой...

Семёныч думал о дне сегодняшнем, вспоминал былое — и сам удивлялся тихой, бесстрашной радости в сердце. Спросил себя: "Как поступишь, если та история пошла на второй круг?" Ответил: "Узнаю, наконец, что это было. Возможно, найду способ развязать узлы, которые полжизни не давали дышать полной грудью. Хоть напоследок. Терять не то чтобы нечего, но..." Мир слишком сильно переменился за последние годы. Империя рухнула, погребя под руинами прежние страхи и надежды. Жизнь клонилась к закату, близкие поумирали или, повзрослев, разлетелись по свету. Старик чувствовал: время ответов близко, узор судьбы почти сложился.

Вот, кажется, нашёл, кому мастерство передать. В полном объёме, да. Возможно. Встретил пристальный, будто рентген, взгляд чёрных глаз. Улыбнулся, кивнул на чистую посуду перед Романом:

— У нас говорили, кто как ест, тот так и работает. Если бы я уже не взял тебя ассистентом, пригласил бы сейчас. Пошли трудиться.

Пока Семёныч проверял сделанное до обеда, Ромига с демонстративной дотошностью расставлял и раскладывал по местам всё, чем пользовался во время работы. Из уборки тоже можно сделать маленькое шоу. Старик одобрительно кивнул:

— Я тут разрисовал в подробностях, как твой заказ печатать. Начнём с простого или с интересного?

— С простого, как все нормальные люди, — улыбнулся нав.

— Как нормальные? — задумчивый взгляд из-за очков. — Ну давай.

Семёныч зажёг лампу над столом. Разложил рядками, будто пасьянс, контрольные фото и схемы, которые чертил с утра. Двенадцать пар, по числу будущих отпечатков. Сверху легли три пустых прямоугольника с краткими пометками: контрастность бумаги, время экспозиции, проявления и фиксации, концентрация растворов. В следующих рядах появились заштрихованные области с комментариями. В самом нижнем штриховки пересекались и наслаивались. Показал на верхний ряд:

— Мы вчера обсуждали, вот с этими кадрами ничего особенного делать не надо. Сам сейчас напечатаешь, я присмотрю. Бумагу принёс? У меня "Ильфорд" тридцать на сорок заканчивается. Что-нибудь запорем, или захочешь переделать, уже не хватит.

— И бумагу, и химию. Прямая поставка из Германии. Хотите, добуду на вашу долю? Дороже, чем в "Юпитере", зато всё, что угодно. Пишите список.

Ромига открыл кейс, перехватил напряжённый, голодный взгляд старика. Пачки фирменной фотобумаги и упаковки с реактивами того не заслуживали. Хотя в распоряжении нава всегда были магазины Торговой Гильдии, а старый фотограф в полной мере познал на вкус слова "достать" и "дефицит". Десять или двадцать лет назад всё содержимое кейса тянуло на небольшой клад, но сейчас... Нав чувствовал, что именно высматривает Семёныч. Изящный кувшинчик — артефакт с энергией Колодца Дождей — был предусмотрительно завёрнут от любопытных глаз в матовый пакет. Продукция "Ильфорда" в полном составе перекочевала на стол, а свёрточек так и остался в опустевшем кейсе. Семёныч тихо, разочарованно вздохнул, когда нав закрыл кейс и поставил обратно под вешалку.

"Ну и самообладание! Тянет ведь, как железо к магниту!" Ромига провоцировал старика на вопросы, на какие-нибудь действия, но пока безуспешно. Лезть без спросу в чужую память воздерживался. Ощущал эмоции: сильные, яркие, не то что в день знакомства. Ловил мелкие подсказки жестов, мимики, не озвученной артикуляции. О чём Семёныч задумался за обедом, зависнув над расковырянной котлетой? Чьё имя — Люда — читалось по его губам? Пути мыслей и ассоциаций в головах челов неисповедимы даже для них самих. Какое отношение имела та Люда к нынешним делам Семёныча с Ромигой? Каким именно делам: фотографическим, магическим? Старик засёк манипуляции нава с вилкой. Теперь она будет постоянно оттягивать карман напоминанием о мелком, но досадном проколе. А заметив, постарался не подать виду. Сделал стойку на артефакт с зелёной энергией и тоже промолчал. Неуёмное навское любопытство требовало быстрее размотать этот клубочек. Прагматизм напоминал об изначальной цели: напечатать фото и поучиться тому же.

"Вот именно, фото!" — Ромига сосредоточился на схемах. Семёныч расчертил, расписал и выложил перед ассистентом подробную инструкцию, что и как делать: на увеличителе, при проявке. Изящно, логично, понятно. Маг чувствовал второе дно, будто графическую формулу аркана, но не очень понимал, зачем тут вообще колдовать? Лишь схемы в нижнем ряду вызывали вопросы.

— Всё понятно?

— С верхними — да.

— Ну так приступай. Большие кюветы и банки для растворов возьмёшь вон с той полки. Разводи реактивы, а пока отстоятся, чаю попьём.

Семёныч присел в уголке, где вчера сидел Ромига, улыбнулся:

— На три вещи можно смотреть без конца: на огонь, воду и чужую работу.

— Дырку не проглядите.

— В тебе?

— Нет, в банке с проявителем.

— Банки у меня стойкие. А вот ассистент — чересчур болтливый.

— Ага. Ехали цыгане, кошку потеряли...

Пили чай. Семёныч поглядывал то под вешалку, то на ассистента. Молчал. Грел руки о чашку, зябко сутулил плечи. Нав чувствовал его растущее напряжение, ждал прямых вопросов или окольного разговора. Снова не дождался.

А старик как-то очень резко отбросил беспокойство, настроился на рабочий лад. Аккуратно поставил чашку на стол, встал и начал заниматься делом, которое выглядело бы уместным как раз для чела на нервах. Поменял местами фотографии на стене. Переставил в стеклянном шкафчике древние коллекционные камеры: Ромига такими пользовался, когда они были новейшим словом техники. Снял со шкафа лежавшую там ковбойскую шляпу и повесил на крюк вешалки. Поправил рулоны фонов для портретной съёмки. Нарезал ещё несколько кругов по большой комнате, заглянул во все углы, удовлетворённо хмыкнул. Пошёл в лабораторию — нав потянулся следом. Там перестановке подверглись некоторые банки и коробки на полках с реактивами.

— Михал Семёныч, что вы делаете?

— Кошка твоя, приятного аппетита. Погоди, не отвлекай... А, вот ещё, — старик порвал в мелкие клочки и выбросил в корзину под столом какую-то бумажку. — Дай сюда, пожалуйста, твою красивую вилку.

— Зачем?

— Понимаю, она у тебя не для чужих рук, но дай.

Ромига нехотя протянул просимое на ладони:

— Дам, если объясните, зачем всё это.

— Вроде счастливой приметы. Чтобы пыль на негативы не садилась, и растворы работали, как надо.

Семёныч положил вилку за основание