Книга Ключ-город - Александр Израилевич Вересов

влить силу в отсохшую руку. Но «железные» язвы закрывались от их «корешков».

Оглоблин знал об этом. Он не любил Крутовых за то, что открыто им было слишком многое. А тут еще сказалось и прямое непокорство. Окольничий велел прислать Васену в девичью холсты белить. Старик Крутов упал в ноги, просил повременить, пожалеть девчонку.

Оглоблин пригрозил упрятать «лешака» в клеть. Однако больше о Васене не заговаривал.

Наверно, так все и осталось бы по-старому. Но вышневолоцкий воевода, родственник окольничьего, предупредил его, чтобы был настороже. Потаенные клети — дело пустое. Запоротые кнутами на дровнях — молодецкое играние. Господин волен в жизни и смерти своих рабов. В том и царь ничего не переменит.

Но есть молва, что боярин неладное говорит о Петре, будто не даст ему своих мужиков в солдаты и сам на войну не пойдет. Сие дело опасное. Можно и без головы остаться.

Оглоблин встревожился. Сам-то он был с глуповатинкой. Но отец духовный в келейном разговоре посоветовал ему, как одним махом государев гнев толкнуть на другой путь, отвести от себя беду, да еще и наказать непокорных «лешаков».

«Слово и дело» на Крутовых возвели по подсказке безвестного инока односельчане, те самые, кто лечились у них. «Государево слово» сказано было в ведовстве и чародействе.

Вместе с изветчиками ведунов доставили к воеводе в Вышний Волочек. Там в губной избе Крутовым велели есть добытые ими в лесу травы — не помрут ли от них. Травы поели, живы остались и в ведовстве не покорились.

Воеводе только и осталось написать челобитную и при ней отослать Крутовых и их обвинителей в Преображенский приказ.

В тот день, когда стариков Крутовых вместе с сыном Родионом увезли в Преображенское, из села исчезла Васена. Ее поискали у родичей, покликали в лесу, не нашли и решили, что девчонка либо утопилась, либо медведь ее задрал.

Она же почти все лето пробыла в лесу, питалась ягодами, травой, спала на деревьях. Никто ничего не знал о ней до того дня, когда одичавшая, в истлевшем на плечах платье, полуобезумевшая от голода и одиночества она появилась в родимой хате. Но и тогда о действительной судьбе Васены узнали только двое — Бухвостов и Ждан.

К этому времени в Оглоблино стали уже возвращаться изветчики из Преображенского. Лишь самым близким родным рассказывали они, как в кибитках, зашитых рогожей, везли их к Москве, как потом на веревке водили по улицам просить милостыню, чтобы совсем не оголодали в тюрьме, как начался застеночный розыск.

Поднимали на виску, выворачивали суставы, жгли огнем. Оглоблинцы хвастали, что пороли их особливо сваренными в молоке кнутами — они как ножом режут. Заплечный мастер ожгет да скажет: «Кнут не архангел, души не вынет».

С подъему и с огня изветчики начали оговаривать друг друга. Старик Крутов снес все муки, твердил одно: в ведовстве невинен и чародейного замысла на государское здоровье не имел, а добрые травы лесные действительно знает, тому еще от отца научен, а колдовства никакого не знает.

Помер он на шестом подъеме, и как по правилам розыска указано предсмертным речам верить, то помер он от вины очищенным. Жена его в застенке ничего не говорила, только слезами заливалась, и окончила свой век не от пытки — от тоски.

Что касается Родиона, о нем известно немногое: под кнутом он злыми словами обругал дьяка, и за эту уже новую вину отнят у него язык. После того никто не встречал парня.

Хоть изветчики сделали черное дело, в селе на них не сердились. Понимали — не их воля, не их вина…

Вот так чужое горе коснулось сердца Сергея Леонтьевича Бухвостова. Мало ли всяких бед повидал он? Все проходило, всему был конец. То горе в начале.

Васенку от посторонних глаз оберегали тщательно. Но однажды, среди бела дня, она с криком выскочила из хаты. Хорошо еще, что побежала в сторону от села, к реке, к дороге, которая вилась по берегу. Бухвостов со всех ног кинулся за девчонкой. Нагнал ее на повороте, у расщепленного молнией тополя.

Она держала за руку высокого хлопца, в сером азяме, в пропыленных насквозь онучах, в стоптанных лаптях. Хлопец стоял, опустив голову. Когда он поднял ее, на губах Бухвостова замерли все вопросы, которые он собирался задать.

Человек на дороге был очень схож с Васеной, только черты лица грубее. На лбу глубокие ссадины. Шрамы у разорванного рта еще не заросли, кровоточили. Он смотрел на Васенку и бормотал невнятное.

Можно было только дивиться тому, что она из окошка вдалеке разглядела брата, идущего к родному селу. Сейчас она сжимала его руку и шептала:

— Ох, Родя, горюшко. Что же это сделали с нами?

Сергей Леонтьевич при встрече брата и сестры почувствовал, как у него слезы закипают. Однако времени терять нельзя. На дороге в любую минуту могли показаться случайные путники. Он сказал Родиону, чтобы поскорее шел к хате. А сам повел Васенку домой огородами…

Начиналась осень. Подступал срок, когда сержант должен был возвращаться к войску вместе с набранными в солдаты. Приходилось немедля решать судьбу осиротевших Крутовых.

Ждан говорил, что оставлять их в селе в воле окольничьего — все равно, что убить. Бухвостов соглашался: это и в самом деле так.

Можно было подумать о том, как Родиона заверстать в солдаты. Он, хотя и увечный, но все хорошо слышит и разумеет, а силен на редкость. Заступничество Бухвостова за Родиона могло, конечно, много значить.

Но когда Ждан Чернов сказал, что надо непременно увезти и Васенку, сержант в испуге замахал руками:

— Ты в уме? Увезти беглую! За это как раз под кнут угодишь!

Новоизбранных солдат Бухвостов послал вперед. Сам задержался в селе.

Накануне Ждан сказал Сергею «Леонтьевичу:

— Христом-богом молю — не погуби Васенку.

Бухвостов прикрикнул:

— Ты забыл, что теперь солдат и говоришь с сержантом? Я тебе напомню!

И погрозил кулаком.

Сердился Сергей Леонтьевич оттого, что увезти Васену не мог. И оставить не мог. Все время думал, что делать с девчонкой. Да так ничего и не придумал.

Через несколько дней из села выехал возок Бухвостова. На козлах сидел Родион Крутов. А на дне возка, под сеном, пряталась Васена.

5. НО́ВИКИ　

Оглоблинские новоизбранные солдаты, или, как их называли, нóвики, миновали Валдай и пошли краем поля. Урожай был уже убран. Стерня колола ноги.

Шли все в лаптях или босиком, в деревенских портах и зипунах. Ничего солдатского в