Книга Ведьмина ночь - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром же собралась на работу.
И даже работала.
Этот день. Следующий. Вот ведь… когда-то давно мне казалось, что, если Гришка меня бросит, я умру. Вот прямо на месте. А ничего. Жила. Пошла к начальству, слегка заикаясь попросила жилье. А то долго буравило взглядом. И сказало:
— Комната есть. В общежитии.
Я согласилась.
Через два года комната сменилась служебною квартиркой, пусть махонькой, переделанной из бывшей дворницкой, но я не капризная. Мне самой много не надо. И свою квартиру я не то, чтобы полюбила, привыкла вот, прижилась. И все-то устаканилось, облеглось, сделавшись привычным. День за днем.
Месяц за месяцем.
Год за годом.
Три года, оказывается, прошло. Много? Мало? Смешно, почти и не помню их, до того все дни одинаковые. Главное, что прошли, сгинули, как и не было.
Только вот начальство сменилось. И когда я увидела Гришку, то сразу поняла, что пора собирать вещи. Было бы что собирать… даже котом не обзавелась.
Еще ведьма, называется.
Почему-то сейчас эта мысль застряла в голове, вытеснив все прочие. Кот. Угольно-черный с зелеными глазищами и диким нравом. Такой, который будет гулять, где захочет, а возвращаться изредка. Еще реже — давать себя погладить…
— Будет тебе кот, будет… — заверил кто-то, закутывая меня в теплое одеяло. — Доживи только.
А я что?
Я доживу.
Мне не сложно.
— Вот и умница, вот и хорошо, — бормотание Афанасьева доносилось сквозь муть из боли и тоски. — А то ишь… явился… думает, не понимаю, зачем… ничего… вот удивится-то. Все они там… удивятся.
И хихикнул как-то так тоненько, по девичьи.
Я удивилась. И уснула.
Глава 4
Проснулась я от сухости во рту. И еще от того, что было невыносимо жарко. Кожа покрылась липким потом, а кости ломило. А главное, что когда я попыталась пошевелиться, то выяснилось, что не могу. То есть пальцами двигать могу, а больше — нет.
Испугаться я не успела. Сообразила, что это все из-за одеяла, в которое я закуталась так, что только нос наружу и торчал.
И нос этот щекотало перышко.
Я чихнула.
— Будь здорова, — донеслось откуда-то со стороны окна. И раздались тяжкие шаги. Пол под весом Афанасьева скрипел, напоминая, что старый он и давно бы поменять надобно. — Ну как, живая?
— Н-не… знаю, — призналась я. — Что…
— Сила, — он вытряхнул меня из одеяла легко. И это же одеяло на спину накинул. — Думал я, что ты покрепше будешь.
Я съежилась.
Тело еще болело. Сила… сила словно бы растворилась внутри. Она есть? Или ушла? Тоже ведь бывает. И если так, то выходит, что не в коня корм?
Обидно.
И… обида всколыхнула, сдвинула что-то там, внутри.
— Тихо! — рявкнул Афанасьев. — Не заставляй меня жалеть.
Сила была.
Силы было много. так много, что я даже растерялась. И все же ощущалась она заемною? Похоже на то.
— Извини, — я сглотнула. — Пить…
Он подал мне кружку с горьким настоем. Но возражать я не стала. Пить хотелось неимоверно, я бы, пожалуй, и яду бы выпила.
Травы…
Любисток.
И еще полынью отдает. Полынь всегда горькая, но нынешняя — особенно. Ромашку и то перебивает, а ромашка — трава ясная, со вкусом таким, что зубы с непривычки сведет. Главное, что и остальные компоненты не чувствуются.
— Это… вы делали?
— Я, — Афанасьев присел напротив кровати. Надо же, не в форме. Клетчатая рубаха навыпуск, старые потертые на коленях штаны. Спортивные. С лампасами. И тапки застиранные. Тапок таких у меня точно не было.
— Вы… наврали?
— В чем? — и насмешечка.
Он совсем-совсем иной. Там, в участке, я привыкла к тихому старику. Афанасьев обычно сидел на дежурстве, вел журналы и так, по мелочи. Порой выходил за пирожками и делал в подсобке чай. Там же, среди старых газет, тряпок и прочих забытых вещей, Афанасьев прятал старый чайник. Еще у него был телефон-раскладушка, из самых первых. И менять его на новую модель Афанасьев отказывался. Компы он тем паче не признавал.
И вообще был этаким привычным… злом?
Нет, никогда. Наоборот, он единственный когда-то отнесся ко мне без предубеждения, впрочем, снисхождения тоже не проявлял.
— Спасибо, — я допила до последней капли. — И… извините.
Теперь почему-то я не могла к нему на «ты».
— Вы… ведьмак?
Ведьмаки — редкость, хотя не сказать, чтоб вовсе уж редкостная.
Он чуть склонил голову и прищурился.
Старый.
Не такой, как книга… но сколько ему на самом-то деле?
— Она ведь давно умерла, ваша бабушка?
— Не особо.
— Но… она ведь была старше, верно? За сотню перешагнула? Вам сколько? Ведьмаки ведь тоже стареют медленнее обычных людей. А вы…
— Стареют не от лет, стареют от жизни.
— Но… пенсия… вы ведь на пенсию вышли еще до того, как я появилась. Значит…
— Я на Северах жил одно время. А там стаж по-иному идет.
Отговорка. Может, и по-иному, но не настолько же. Ему точно… за шестьдесят? Семьдесят? А бабке его?
— Она ведь за сотню перешагнула, верно? Ваша бабушка…
Хмыканье.
И кивок.
— Тебе-то с этого что?
Ничего. Хотя… может, задумалась бы, прежде чем этакий подарок принимать. Или нет? Думала-то я всегда с запозданием. И теперь тоже.
— А вы… почему не взяли книгу?
Он провел ладонью по щеке, придавливая отросшую щетину. Вздохнул.
— Нету в том смысла, девонька… силу-то я взять могу, да на мне она и кончится. Все ж таки такие, как я, скорее выверт природы, чем путь.
Ломота отступала.
— Да и своей мне доволи. Пусть ведьмак, но род за мной старый стоит.
А ведь он мог бы пойти учиться. Или даже нет, просто заявку подать, в профсоюз, встать на учет, получить лицензию, практику открыть. Многие так делают. У нас на курсе было двое ведьмаков, и оба, сколь знаю, неплохо устроились.
Афанасьев вон в травах разбирается отлично. И думаю, не только в них.
На меня поглядел, пальцами лба коснулся и руку убрал.
— Моя от… супруга бывшая, тоже как прознала, то и… — он махнул рукой. — Начала ворчать, что способности, что возможности… я и поддался. Тогда-то аккурат и вернулся.
— С Северов?
— Не, там я еще раньше был. С корабля списали. По собственному… не важно. Главное, жена молодая, ей в столицы охота. И я рад угодить. Но приехать-то приехали, на службу устроился. Участковым. От как ты…
Слабо верится.
— А тут аккурат высочайшее дозволение вышло. Императорское.
Это ж когда было-то? Мы проходили. О признании ведьм и ведьмаков, об уравнивании прав с магами, о мерах, позволяющих улучшить обслуживание… и что-то там еще.
Это ж до моего рождения.
Задолго.
— Многие не особо верили, а я вот рискнул. Открыл кабинетик, травки там, заговоры. Практика, стало быть, частная. Оно-то дело пошло, конечно.
Афанасьев вздохнул и поднялся.
— Да только скоро мне тошно сделалось. Не мое это… совсем. Терпел, терпел, да и… — он махнул рукою. — Хреновый я ведьмак. А от участковым неплохим был. Вставай. Иди ополоснись и поедем.
— Куда?
— К доктору. Больничный закрывать.
— А…
— Ушла она от меня, — на мой невысказанный вопрос Афанасьев все же ответил. — К полковнику одному, пусть не шибко родовитому, но с перспективою. Я не виню. Она иной жизни желала, которой я дать не мог. Её и получила. Была счастлива.
А он?
Был ли? Он ведь одиночка, а… спрашивать неудобно.
— Иди, давай, — Афанасьев отвернулся. — А то ж люди ждут.
Я и пошла.
Ванная комната в моей каморке имелась. Ну как, комната. Крохотная, куда только и влез, что умывальник да штанга с душем. Я задернула старую шторку и включила воду. И стояла. Просто стояла, позволяя воде смывать с тела и пот, и остатки зелья.
Все одно странно…
Почему Афанасьев в реестрах не числится? Если дело свое открывал, то должен был получать лицензию. А значит, и в реестр попал бы. А там, коль попадаешь, то и остаешься до самое смерти.
Но тогда на деле имелась бы отметка.
Или она имелась?
Мне-то личные дела в руки никто не давал. Не того я полета птица. Хотя… будь такая отметка, участок считался бы укомплектованным. И запрос на ведьму не удовлетворили бы, а повесили бы все эти дела на Афанасьева.
Или в те времена, сразу после выхода высочайшего указа, никто реестров не вел? Может и такое статься. Тогда-то бумаг было больше, но и терялись они куда чаще. Никаких тебе общих баз, облачных хранилищ и мгновенного обмена информацией.
Нет.
Все равно ничего не понятно.
Кроме того, что мне, кажется, очень сильно повезло. Но это-то и подозрительно.
Закутавшись в старенький — еще в студенческие
