Книга Загадочная натура - Илья Арнольдович Ильф

прикидываешься! Обыкновенно какое. Я без всякой науки всё насквозь вижу.

— Чем же ты занимаешься в своём учреждении? Строительными материалами, что ли? Это отрасль довольно интересная.

— Да ни чорта я не понимаю в твоих строительных материалах.

— Позволь, ты говорил, что у тебя громадный опыт?

— Колоссальный. Ведь я на моей теперешней работе только полгода. А до этого я был в Краймолоке…

— Так бы сразу и сказал, что ты знаток молочного хозяйства.

— Да, уж свиньи с коровой не спутаю. Значит, в Краймолоке три месяца, а до молока в Утильсырье, а до этого заведывал музыкальным техникумом, был на профработе, служил в Красном Кресте и Полумесяце, руководил изыскательной партией по олову, заворачивал, брат, целым банком в течение двух месяцев, был в Курупре, в отделении Вукоспилки и в Меланжевом комбинате. И ещё по крайней мере на десяти постах. Сейчас просто всего не вспомню.

Командир полка немножко смутился:

— Не понимаю, какая у тебя всё-таки основная профессия?

— Неужели непонятно? Осуществляю общее руководство.

— Да, да, общее руководство, это я понимаю. Но, вот, профессия… как тебе объяснить… ну, вот, пятнадцать лет назад, помнишь, я был слесарёнком, а ты электромонтёрничал… Так вот, какая теперь у тебя профессия?

— Чудак, я же с самого начала говорил. Ответственный работник. Вот Саша Зайцев учился, учился, а я его за это время обскакал. Да и большинство учится, а я ничего, обхожусь, даже карьеру сделал.

— Есть, — сказал командир. — Теперь понятно. Карь-ерку!

— Да, — зашептал вдруг глава треста, таинственно оглядываясь, — у меня новость. То есть, собственно, новости ещё нет, но, может быть, будет. Понимаешь, я, кажется, вовремя попал на новую службу. На днях исполняется десятилетие нашего треста, и, говорят, будут награждать. Не может быть, чтоб всех наградили, а директора не наградили. Как ты думаешь, Лёня?

— Пора, кажется, в зал, — нетерпеливо сказал командир.

— Вот ты военный, — продолжал Костя, — а ордена не имеешь. Это нехорошо.

— У меня есть.

— Да ну! Откуда?

— Да так. Участвовал в одном деле. В китайском конфликте.

— Там давали? — засуетился Костя.

— Там стреляли, — сухо ответил командир.

— Что же ты его не носишь?

— Ну, чего ради я его в театр понесу?

— С ума ты сошёл! А куда же? Именно в театр, чтоб все видели! Эх, ты, вояка! Где ты его держишь?

— В коробочке.

— Действительно, нашёл место! Ну, ладно, четвёртое действие можно не смотреть, неинтересно. Сейчас едем ко мне. У меня, брат, жена — красавица, есть на что посмотреть. Закусим, то да сё, граммофончик заведём.

— Что ж, интересно будет посмотреть.

— Идём, идём, у меня, брат, дома полный комплект.

И верно, дома у него оказался большой комплект, так сказать, полный набор игрушек для пожилого ребёночка лет тридцати пяти: патефон с польским танго, радио с динамиком, фотоаппарат «лейка» с пятью объективами, шестью штативами и двумя увеличителями. Жены ещё не было.

— Замечательный у тебя фотоаппарат, — сказал командир. — Ты, наверно, прекрасные снимки делаешь.

— Да нет, — ответил Костя, возясь у буфета, — какой я фотограф! И времени нет, сказать правду, этим заниматься.

— Жалко, жалко. Ну, включай радио. Кажется, это «ЭКЛ-4»? Он, должно быть, весь мир принимает! Интересно послушать.

Костя сунул вилку в штепсель и повернул какую-то ручку. Раздалось тошнотворное мяуканье. Костя живо выключил радио.

— Я, знаешь ты, не специалист этого дела. Тут к нам мальчик один приходит из соседней квартиры, Вова. Восемь лет шарлатану, а все станции отлично ловит. И Копенгаген, и Маменгаген, и что только хочешь.

— Что ж, — со вздохом сказал командир. — Заводи хоть граммофон.

— Может, жену подождём? Она у меня специалистка по граммофонным делам. А, впрочем, можно и завести.

Ответственный Костя принялся за граммофон.

— Да, брат, — говорил он, задумчиво крутя ручку. — Всё есть, квартира, радио, «лейка», жена-красавица, только вот ордена нет. Вот бы мне ещё ордено…

Тут раздался короткий, леденящий душу треск.

— Так и есть, — удивился Костя, — лопнула пружина! Говорил я: подождём жену… Жалко. Хороший такой граммофончик был. Не то импортный, не то экспортный. Что ж теперь нам делать? Закусим, что ли?

И, потирая руки, он двинулся к столу. В это же самое время неожиданно погасло электричество.

— Что за чорт! — раздался в темноте костин голос. — Будем теперь сидеть без света.

Почему же без света? — раздражённо сказал командир. — Простое дело, перегорела пробка. Возьми и почини. Был же ты когда-то электромонтёром.

— Куда там! Я уже всё перезабыл. Где там анод, где там катод. Нет, придётся послать за специалистом.

Он ещё долго кряхтел в темноте.

Когда свет зажёгся, командира уже не было.

1934 г.

БЕЗМЯТЕЖНАЯ ТУМБА

ЗАМЕТИЛИ ли вы странную черту, особенность, часто наблюдаемую в отношениях между людьми, нуждающимися в обслуживании, и некоторыми мрачными субъектами, их обслуживающими?

Человеку надо, скажем, записаться на приём в амбулаторию. Он в одном конце города, а амбулатория в другом. Человек звонит по телефону. Ему с раздражением отвечают, что по телефону запись не производится. Надо явиться лично. Почему лично? Потому что! И всё. Вешается трубка.

И вот человек тащится через весь город для того лишь, чтобы назвать свою фамилию, узнать день приёма и тотчас же уйти. А телефон, великое изобретение девятнадцатого века, специально созданное для облегчения человеческой жизни, остаётся неиспользованным, неосвоенным.

Странное и удивительное явление!

Как часто можно натолкнуться на служебное лицо, которое стилем своей работы избрало придирчивость и лишённую смысла строгость!

Вот что произошло несколько дней назад.

Одной женщине сделали аборт. Когда она вернулась домой, ей вдруг стало плохо. Это был очень опасный случай, требующий немедленной операции. Женщину повезли в больницу.

Здесь, вместо того чтобы сию же минуту передать больную хирургам, её посадили в приёмную и заставили ждать очереди не к операционному столу, а к канцелярскому, где заполняются опросные листки. Напрасно говорили дежурному, что больная истекает кровью, что анкету можно заполнить потом, что не в учётных деталях сейчас дело.

Это не помогло.

Дежурный поступил по всей форме: запись производил в порядке живой очереди, нисколько не помышляя о том, что последнее звено этой живой очереди находится в полуживом состоянии. Когда пришёл черёд несчастной женщины, то и тут из правила не сделали исключения: проверялись документы, заполнялись пункты — возраст, образование, национальность (очень важна в такой момент национальность, особенно в Союзе Советских Социалистических Республик!).

Итак,