Книга Иннис. Последняя из хранителей - К. Т. Рин

Отец был для меня короткой вспышкой, далеким призраком. Когда я думала о нем, силясь вспомнить хоть что-нибудь, в голове, словно выцветшие старые фотографии, возникали образы: высокие мужские ботинки, с длинными кожаными шнурками и густая серая борода с редкими черными вкраплениями, а на месте лица лишь размытое пятно. Я пыталась расспросить маму, но после того, как мы переехали в дом Вульфуса, она мало о нем говорила. Сказала только, что он сгорел в пожаре. Каждый раз мысли о нем вызвали в груди болезненную пустоту, и постепенно я стала вспоминать его реже и реже, стараясь не провоцировать эти странные ощущения. Если бы не тот причудливый человек в лесу, мне бы и в голову не пришло снова разыскать его фотографию, но чем больше я об этом думала, тем интереснее было узнать, как он выглядел. Почему-то его лицо никак не могло удержаться в моей памяти. Сколько бы я ни смотрела на портрет, облик отца исчезал, стоило мне закрыть книгу. А мне так хотелось изучить его, сравнить с собой. Похожа ли я на него?

Нужно лишь раскрыть книгу и посмотреть, но она куда-то делась. Я помнила, что она выпала у меня из рук, когда я потеряла сознание, а значит, должна быть где-то рядом. Стараясь не шевелить бедром, я положила голову на пол и посмотрела под кроватью – она была такой большой, что занимала почти всю комнату. Под ней валялись какие-то обертки и скомканные листы бумаги. Рядом с кроватью стояла небольшая тумбочка, но под ней я нашла только свою расческу. Я заглянула под кривой шкаф, которому не доставало одной ножки, – именно поэтому он стоял в углу, прямо под желтым пятном. Ничего. Я посмотрела налево, направо, вперед и назад. Ее нигде не было.

Мама? Присцилла? А вдруг кто-то еще забрал ее и доложил Вульфусу? Это книга Рэя, – они решат, что я ее украла.

– Этого не может быть, – бормотала я, силясь встать на колени и осмотреть комнату.

Бедро болело страшно. Я вся вспотела, но чувствовала, как холодеют спина и лоб. Я так и не смогла встать, чтобы включить свет, и жмуря глаза в полумраке, ползала и извивалась по пыльному полу, заглядывая в каждый уголок, словно ящерица, еще не успевшая отрастить потерянную конечность. В глазах так сильно потемнело, что будь книга у меня под носом, я бы не смогла ее разглядеть. Обессиленная, я перевернулась на спину и, тяжело дыша, принялась ждать, когда боль утихнет.

– Ты чего на полу валяешься-то?

Я почувствовала запах пыли и ношеных колготок. Передо мной предстали полные короткие ноги в коричневых тапочках, а над ними возвышалась их хозяйка – старая горбоносая Присцилла. В одной руке она держала поднос, а другой подпирала свой пышный бок.

– Ишь чего удумала – на полу валяться, – проворчала Присцилла. – Тебе кровати что ль мало? Смотри, какая большая.

– Я просто… ищу кое-что.

Я хотела проследить за реакцией, но никакой реакции не было. Присцилла лишь поставила поднос с завтраком на тумбочку и продолжила ворчать.

– Ну конечно, ты посмотри вокруг. Какой бардак развела! Раз встала свет ни заря, хоть бы прибралась, а то ступить некуда. Куда там! В этом доме только я порядок блюду. Дел по горло, да еще твоими завтраками меня нагрузили. Как будто мне заняться больше нечем, как нянчиться с тобой. Я, между прочим, всю ночь на ногах, то принеси, то подай, то полы еще раз помой…

Присцилла всегда жаловалась, но в особняке и правда всю ночь велись какие-то приготовления. Мне все-таки хотелось выяснить, в чем дело.

– Что случилось? Сегодня собирается Совет?

Присцилла часто кидала на меня презрительные взгляды, но в этот раз она превзошла саму себя. Я поежилась, почувствовав себя самым глупым человеком на свете.

– Ясное дело собираются, – сказала она. – Только не сегодня, а завтра. Молодой хозяин приезжает, как же им не собраться-то.

– Рэй… Рэй приезжает?

– Ну, так. Вчера письмо пришло. К утру, говорят, будет.

– З-завтра? З-завтра утром?

– Ох, и бестолковая же ты. Все, некогда мне с тобой возиться. Ешь давай свои булочки, да не отвлекай меня больше. Одни вон с утра до вечера пашут, а другие лежат себе на полу, в потолок смотрят.

Присцилла продемонстрировала мне свой затылок, покрытый пожелтевшим платком, и исчезла за дверью, с силой ее захлопнув. А я так и осталась лежать на полу и смотреть в потолок. В самый прекрасный потолок на свете.

Глава 3

Мне было семнадцать. Только исполнилось. Мама делала все, чтобы этот день стал особенным, даже уговорила Вульфуса подарить мне немного свободы: я могла гулять по особняку и по саду сколько захочу, правда, слуги не должны были спускать с меня глаз. В их обязанности входило следить, чтобы меня не заносило на запретные территории, а именно в кабинет и спальню Вульфуса, да еще в подвал, куда Вульфус не разрешал спускаться никому. В саду же можно было гулять почти везде, кроме какого-то строения на заднем дворе. Прямо мне этого никто не запрещал, но на входе висел такой большой замок, что посыл я поняла без труда. Мне и самой никогда не хотелось подходить близко к этому зданию. От него исходил какой-то холод, и на десятки метров вокруг совсем ничего не росло, даже маленькой травинки.

Сам Вульфус еще ночью куда-то ушел – видимо, не хотел сталкиваться со мной, – и мне сразу стало легче. В доме, в котором в присутствии Вульфуса дышалось тяжело, а стены нагнетали, было так приятно находиться, если хозяин куда-то выходил. Накануне я долго не могла уснуть, предвкушая, как буду наслаждаться свободой. Меня впервые так радовал мой день рождения.

Нам с мамой не всегда удавалось праздновать его. Сначала Вульфус и слышать не хотел о каких-то особенных привилегиях по случаю праздника. Они с мамой долго ругались, но все было бесполезно. Все, что она могла – это принести мне тортик со свечками: пятью, шестью, семью… И чай, который так хорошо утолял жажду после сладкого ужина. Только потом, на мой девятый день рождения, произошло чудо, и Вульфус разрешил мне задуть свечки и съесть свой торт не в комнате, как обычно, а в столовой. Сам он ушел из дома, но на мой праздник пришел Рэй. Он подарил мне серебряное колечко – сейчас я ношу его на мизинце. Элегантное, похожее на родовой перстень Ависов: в виде птицы, прикрывающейся крылом. Только мое кольцо намного меньше, и глаз птицы синий, а не рубиновый, как у Рэя.

К моему семнадцатилетию Вульфус и вовсе расщедрился: почти весь особняк переходил в мое распоряжение, пусть и на короткое время. Эта мысль так взволновала меня, что я то и дело просыпалась ночью и смотрела в окно в ожидании восхода.

В конце концов из-за беспокойного сна я встала позже обычного. Когда я открыла глаза в то утро, Рэй уже забрался в мою комнату – сидел на подоконнике с книгой в руках. Его новые очки чуть поблескивали на солнце. Красивые, в прямоугольной оправе, верхняя часть которой была черной, а нижняя – белой, они чуть преображали его, делали старше, серьезнее, и, к моему удовольствию, почти не похожим на Вульфуса. Эти очки очень шли ему, но он надевал их только когда читал. Увидев, что я проснулась, он закрыл книгу и улыбнулся мне.