Книга И снова Оливия - Элизабет Страут

Потом он вспомнил, что завтра воскресенье – бесконечно долгий день.

А потом задумался – мысли Джека чередовались, как цветные узоры в калейдоскопе, – о своей жизни, какой она была и какой стала, и громко произнес:

– Ты не так чтобы очень, Джек Кеннисон.

Сам себе удивился, но чувствовал, что сказал правду. Недавно кто-то употребил при нем это выражение, но кто? Оливия Киттеридж, конечно. Так она отозвалась об одной женщине, которую они встретили в центре города. «Она не так чтобы очень», – сказала Оливия как отрезала, и с тех пор Джек не то чтобы игнорировал ту женщину, просто не замечал.

Наконец Джек достал листок бумаги и написал от руки: «Дорогая Оливия Киттеридж, я скучаю по вам, и, если вы сочтете удобным позвонить мне, или написать по электронной почте, или увидеться со мной, я буду очень, очень рад». Подписался, сунул листок в конверт. Но не заклеил его. Утром он решит, отправлять письмо или нет.

Роды

Двумя днями ранее у Оливии Киттеридж случились роды.

Младенец родился на заднем сиденье ее машины, а стояла машина на лужайке, перед домом Марлин Бонни. Марлин созвала гостей в преддверии рождения ребенка у ее дочери, Оливия же не захотела парковаться позади других машин, вытянувшихся цепочкой на грязной подъездной дороге. Она боялась, что кто-нибудь припаркуется позади нее и она не сможет выехать; Оливия не любила, когда что-то мешало ее передвижениям. Вот она и поставила машину прямо перед входной дверью, и правильно сделала, как вскоре выяснилось, потому что та дурочка по имени Эшли – яркая блондинка и подружка дочери Марлин – принялась рожать, о чем Оливия узнала первой из присутствующих. Все сидели в гостиной на раскладных стульях, и вдруг Оливия увидела, как Эшли – с огромным животом, в красном свитерке-стретч, подчеркивавшем беременность, – выходит из комнаты, и Оливия мигом догадалась, в чем дело.

Она встала и двинула за девушкой на кухню; ухватившись руками за края раковины, Эшли тихо стонала: «О господи, о господи…»

– Ты рожаешь, – сообщила ей Оливия.

И эта маленькая идиотка ответила:

– Кажется, да. Но у меня срок на следующей неделе.

Глупое дитя.

А этот глупейший праздник в честь будущего новорожденного. Даже сейчас, сидя у себя в гостиной и глядя на залив, Оливия не могла смириться с тем, до чего же дурацким получился праздник.

– Черт-те что, – сказала она вслух. Затем поднялась, перешла на кухню и уселась там. – Да уж.

Она сидела и качала ногой, вверх-вниз.

Посмотрела на большие наручные часы – некогда они принадлежали ее мужу Генри, и впервые она надела их четыре года назад, когда с Генри случился удар. Часы показывали четыре.

– Чудесно. – Оливия надела куртку (июньский денек выдался прохладным), взяла свою большую черную сумку, села в машину – заднее сиденье до сих пор кое-где было липким по милости той дурочки, хотя Оливия драила обивку до посинения, – и поехала в «Либби», где купила сэндвич с лобстером, а затем добралась до мыса, откуда открывался замечательный вид на отмель с маяком; там не спеша и не выходя из машины, она принялась за сэндвич.

Неподалеку стоял пикап, и Оливия помахала водителю, но он не ответил ей тем же.

– Тьфу на тебя! – сказала она, и кусочек лобстера упал на куртку. – Чтоб вас всех!

На груди темнело пятнышко, след от майонеза, и куртка будет испорчена навеки, если немедленно не застирать пятно. Куртка была новой, Оливия сшила ее только вчера, пристрочив на старенькой швейной машинке стеганую синюю подкладку к белой струящейся ткани, но предварительно щедро отмерив длину так, чтобы куртка прикрывала пятую точку.

Оливия разволновалась.

Мужчина в пикапе говорил по телефону и вдруг расхохотался; Оливия видела, как он запрокинул голову, ей даже видны были зубы в его широко распахнутом хохочущем рту. Затем он включил двигатель и выехал на дорогу, по-прежнему разговаривая по телефону, и Оливия осталась одна на мысу. Перед ней простирался залив, вода сверкала на солнце, деревья на островке вдали стояли по стойке смирно, а на берегу поблескивали мокрые камни – прилив сменился отливом. В тишине слышны были только звуки, что издавали ее челюсти, и чувство бездонного одиночества накрыло ее.

Это из-за Джека Кеннисона. Она слишком много думает о нем, об этом противном богатом старом пустозвоне, с которым она встречалась некоторое время весной. Он ей нравился. С месяц назад она даже лежала с ним в его кровати, совсем рядом, и, пристроив голову ему на грудь, слушала, как бьется его сердце. И ей вдруг стало так легко, а потом ее пробил страх. Оливия не любила бояться.

Когда она встала, собираясь уходить, он сказал: «Останься, Оливия». Но она не осталась. «Позвони мне, – попросил он. – Я буду рад твоему звонку». Она не позвонила. Сам бы мог позвонить, если бы захотел. Так нет же. Вскоре она столкнулась с ним в продуктовом магазине и рассказала о своем сыне, у которого вот-вот родится еще один ребенок, и она раздумывает, не съездить ли ей по такому случаю в Нью-Йорк на один день, и Джек был очень мил с ней, однако в гости не пригласил, а потом она опять увидела его в том же продуктовом (он ее не заметил) – Джек разговаривал с этой вдовицей-тупицей Бертой Бэбкок, республиканкой, как и он, и, возможно, тупая вдовушка понравилась ему больше, чем Оливия. Кто знает? Он прислал ей сообщение с кучей вопросительных знаков в теме и без единого слова. Разве это похоже на письмо? Оливия так не думала.

– Плевать, – сказала она и прикончила сэндвич с лобстером. Свернула в трубочку бумагу из-под сэндвича и швырнула на заднее сиденье – все равно его снова придется чистить от пятен, оставленных той молодой идиоткой.

* * *

– Сегодня у меня случились роды, – сообщила она сыну по телефону.

Тишина.

– Ты меня слышишь? – спросила Оливия. – Роды у меня случились.

– Где? – настороженно поинтересовался Кристофер.

– В моей машине напротив дома Марлин Бонни. Родилась девочка… – И она поведала ему все, как было.

– Уфф… Ты молодец, мам. – И добавил не без ехидства: – Приезжай к нам, примешь роды у Энн. Она обычно рожает в бассейне.

– В бассейне? – не поняла Оливия. Кристофер что-то шепнул кому-то, находившемуся рядом. – Энн опять беременна? Почему ты не сказал мне?

– Она пока не беременна. Но мы стараемся. И она непременно забеременеет.

– Что значит «в бассейне»? Плавательном?

– Ну да. Типа. Таком детском. Вроде того, что у нас во дворе. Только этот попросторней и определенно много чище.

– Но почему в бассейне?

– Почему? Потому что так естественнее. Ребенок выскальзывает в воду. Под присмотром акушерки, разумеется. Это безопасно. И даже более чем безопасно, так и должны появляться на свет дети.

– Ясно, – сказала Оливия, хотя ей ничего не было ясно. – И когда у вас опять кто-то родится?