Книга "Посмотрим, кто кого переупрямит...". Надежда Яковлевна Мандельштам в письмах, воспоминаниях, свидетельствах - Павел Нерлер

“В Псков я ехала с замыслом – повидать Надежду Яковлевну Мандельштам, с которой уже была знакома. Это был очень неудачный визит, потому что я Надежду Яковлевну не предупредила, что приезжаю. Она жила у женщины, которая, по подозрению Надежды Яковлевны, на нее стучала. Увидев меня, Надежда Яковлевна сказала: «Вы с ума сошли. Разве так можно?» В общем, она куда-то на ночь меня пристроила, а утром я уехала, с ней не пообщавшись”[388].

Иначе Мандельштам поступила, когда в Псков приехала ее близкая подруга, занимавшаяся активной общественной рабо той как журналистка центральных газет (“Известия”) и депутат одного из московских райсоветов Фрида Абрамовна Вигдорова. Как вспоминает Л. Я. Костючук, она не только познакомила Вигдорову с близкими друзьями, но и организовала для нее встречу со студентами пединститута и ректором вуза И. В. Ковалевым, о котором затем Вигдорова одобрительно отозвалась в “Известиях”, чтобы прекратить интриги против энергичного ректора[389].

Л. Я. Костючук ошибается, когда пишет о встрече А. И. Солженицына с Н. Я. Мандельштам в Пскове. Это легко проверяется по письмам Мандельштам к С. М. Глускиной. На самом деле встреча состоялась в декабре 1964 года. А 9 июля 1964 года Мандельштам в письме к Псковской подруге сожалела, что не застала писателя в Пскове: “Жаль мне, что пропустила Солженицына. Есть о чем поговорить”[390].

Помимо друзей из пединститута Н. Я. Мандельштам водила дружбу с православным священником и неортодоксальным христианским мыслителем Сергеем Алексеевичем Желудковым, проживавшим в Пскове. На протяжении 1960-х и 1970-х гг. мировоззрение Н. Я. Мандельштам динамично менялось под влиянием православия, что в итоге отразилось на содержании “Второй книги”. О религиозной жизни Н. Я. в Пскове известно мало[391], особенно по сравнению с теми свидетельствами, которыми мы располагаем о ее общении в 1970-е годы с отцом Александром Менем.

“Когда будет наконец оттепель?”: десталинизация советского общества глазами Н. Я. Мандельштам……..

Пребывание Н. Я. Мандельштам в Пскове пришлось на непростое время, когда первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев, с одной стороны, проводил политику десталинизации, а с другой – обрушивался с эмоциональной критикой на новые явления в советском искусстве, порожденные, в свою очередь, некоторым послаблением контроля над творчеством художников. Начало 1960-х годов было переходным периодом в культурной жизни СССР, когда ни “либеральные”, ни “консервативные” ценности не были четко выявлены и определены, чтобы можно было ясно понять, какой ли нии придерживается власть[392]. Между тем Н. Я. Мандельштам нужно было разобраться, какая точка зрения берет верх, так как от этого зависело, что делать дальше для получения в Союзе писателей разрешения на публикацию стихов мужа[393].

Поэтому она внимательно следила за борьбой сталинистов и антисталинистов. Напряженно, но не без иронии, она воспринимала перипетии этого противостояния. Ее оценка определялась тем, как противоречивые установки сверху повлияют на ее личные усилия по изданию стихов мужа: “Сейчас мне все пишут про всякие бурления и волнения. Интересно, как отразится всё это на издании Оси. Кто он – абстракционист или борец против культа личности? Есть обе тенденции”[394].

Сама Н. Я. Мандельштам как преподаватель провинциального вуза не собиралась бороться с “абстракционизмом”, а также брать на себя обязательства по общественно-политической деятельности на историко-филологическом факультете. Когда декан факультета С. И. Колотилова предложила Н. Я. прочитать лекцию об искусстве, где требовалось осудить знаменитую выставку художников-авангардистов студии “Новая реальность” в Манеже[395], она отказалась: “Ничего не получится: Фальк – мой любимый художник”[396].

В начале первого учебного года благодаря С. М. Глускиной Н. Я. Мандельштам удалось избежать кураторства над студенческой группой. Это бремя, подразумевавшее обязательное участие в комсомольских собраниях, демонстрациях, субботниках и других политических мероприятиях, контролируемых местными партийными органами, взяла на себя Л. Я. Костючук[397].

Впоследствии в своих мемуарах Н. Я. Мандельштам изобразила Псков как оплот сталинизма, место, где люди боятся новых веяний и не хотят перемен: “Мои Псковские сталинисты упорно твердили, что до войны нужды не знали – только сейчас, мол, с ней познакомились… Они пьют за Сталина и утверждают, что раньше, в его, сталинское, время, у них всё было, а теперь одни недостатки…”[398]

Понимая, что в любой момент политическая конъюнктура, благоприятствовавшая “преодолению культа личности”, может кардинально поменяться, она внимательно следила в Пскове за литературными новинками. В Псковских письмах она упоминает “Один день Ивана Денисовича” Солженицына, “Хочу быть честным” Войновича, “Стихотворения и поэмы” Пастернака, альманах “День поэзии 1962” и многое другое[399]. Эти публикации ей кажутся временным послаблением: она не обнаружила “никакого интереса” к повести Солженицына в Пскове (“Заговорили 2–3 человека”), а рассказ В. Н. Войновича она посчитала последним проявлением “оттепели”[400]. Кроме того, на Псковский период приходится начало конфликта с редактором сборника стихов О. Э. Мандельштама, давним другом Н. Я. Мандельштам, Николаем Ивановичем Харджиевым, а также суд над Бродским[401].