Книга Мария Федоровна - Юлия Кудрина

В середине ноября 1889 года после очередного простудного заболевания Александр III писал К. П. Победоносцеву: «Чувствую еще себя отвратительно; четыре ночи не спал и не ложился от боли в спине. Сегодня, наконец, спал, но глупейшая слабость».

В начале 1892 года Мария Федоровна, вынужденная тогда навещать в Абастумане больного туберкулезом сына Георгия, писала мужу: «Но как же я расстроилась, что ты опять простудился… А теперь без меня ты, естественно, не сможешь нормально вылечиться, и кашель будет продолжаться до бесконечности. Я тебя прошу позаботиться о себе ради меня и никогда не одеваться перед открытым окном, тем более при холоде. А когда ты возвращаешься с прогулки мокрый от испарины, это очень опасно. Можно запросто схватить воспаление легких…»

Царь глубоко переживал болезнь сына Георгия. В апреле 1892 года он писал жене:

«Бедный Жоржи, много думал о нем сегодня, какой грустный для него день разлуки с тобой и Ксенией, а завтра возвращение в пустой Абас-Туман после столь весело и счастливо проведенных дней с вами! Что за горе и испытание послал нам Господь, быть столько времени в разлуке с дорогим сыном и именно теперь, в его лучшие годы жизни, молодости, веселости, свободы! Как мне его недостает, выразить не могу, да и говорить об этом слишком тяжело, поэтому я и молчу, а в душе ноет, слишком тяжело!»

Мария Федоровна очень жалела своего сына и делилась с мужем в письмах своими опасениями по поводу его состояния: «Несчастный Георгий, какой же у него ангельский характер, он никогда не жалуется на такую, по сути, ужасную жизнь, которую ему приходится здесь вести. Я уверена, что никогда бы не смогла такого вынести в его возрасте!! И вместе с этим никакой системы, никакого режима, только сквозняки и холод зимой».

Письма Александра Александровича к жене, часто уезжавшей на Кавказ навестить Георгия, полны грусти. «Теперь я много бываю один, — писал он 28 апреля 1892 года, — поневоле много думаешь, а кругом все невеселые вещи, радости почти никакой! Конечно, огромное утешение дети, только с ними и радуешься, глядя на них». И далее: «Не могу выразить, как меня все это мучает и приводит в отчаяние, все нужные люди уходят…»

С начала 90-х годов у императрицы были уже два больных — сын и муж. Находясь в Абастумане, Мария Федоровна особенно остро чувствовала это и настойчиво просила мужа поберечь себя, внимательно прислушиваться к своему здоровью.

В 1893 году у императора, находившегося с Марией Федоровной в Дании, открылось сильное носовое кровотечение и возникло лихорадочное состояние. Князь В. П. Мещерский, близко знавший императора, в своих воспоминаниях писал:

«Смертельный недуг таился в его организме уже в 1893 году. Драматизм же этой преждевременной кончины заключался прежде всего в том, что, подобно Петру Великому, подобно Николаю Первому, только тогда признал для себя возможным обращаться к врачебной помощи, когда борьба науки с недугом являлась почти бессильной. Сила его духа была так велика, что страдания телесные долгое время не могли ее ослаблять под влиянием того необыкновенного сознания долга работать для своего отечества, которое делало его подвижником и мучеником этого долга.

Несколько месяцев длилось, так сказать, состояние пролога роковой болезни, когда первые признаки ее были известны только камердинеру Государя и его врачу, покойному Гиршу; и так как, к сожалению, этот врач не имел достаточного авторитета в глазах своего державного пациента и признаки болезни не были еще угрожающими, то роковым образом лечение болезни в ее начале под руководством авторитетного врача не имело места. Государь лечился урывками, паллиативными средствами, не меняя своего обычного режима, не уменьшая своей умственной работы, не задумываясь над угрожающими его здоровью опасностями. Все близкие к нему видели в лице его признаки недуга, но в то же время видели Государя таким же светлым, как всегда, таким же исполнителем всех малейших своих обязанностей».

С Рождества 1894 года царь вновь почувствовал себя нездоровым: мучил сильный бронхит. Его с трудом уложили в постель с диагнозом «плеврит правого легкого».

Сын Николай 17 января 1894 года записал в дневнике:

«Благодарение Богу, нам можно было вздохнуть сегодня. Папа́ стало легче! Утром температура была та же, что и вчера вечером! Глаза и лицо имели более нормальное выражение. Днем Папа́ засыпал два раза. Я мог отлучиться на полтора часа: съездил в полк и в Государственный Совет.

День был солнечный. Прочел по желанию Папа́ доклад и приказы военного министерства. После прогулки пили чай наверху и потом сидели довольно долго у Папа́. По временам у него являлись сильные приступы кашля; при этом выделялось много мокроты. Температура была 38,1».

Из Москвы был вызван врач Г. А. Захарьин — тогдашняя знаменитость. Император заметно похудел, выглядел усталым, цвет его лица стал землистым. Захарьин утверждал, что причина сильного ослабления объяснялась чрезмерным носовым кровотечением. Тогда же в моче был обнаружен белок, но без «угрожающих цилиндров», свидетельствовавших о воспалении почек — нефрите.

В январе 1894 года состоялась помолвка старшей дочери — великой княжны Ксении Александровны и великого князя Александра Михайловича. Ксения объявила родителям, что «любит Сандро». Александр III, не питавший расположения к сыновьям своего дяди великого князя Михаила Николаевича, не смог отказать дочери и вместе с Марией Федоровной дал согласие на брак, «…ему было особенно тяжело решиться на этот брак Ксении Александровны именно с в[еликим] к[нязем] Александром Михайловичем, которому не особенно сочувствовал, — писал в своих воспоминаниях граф С. Д. Шереметев. — Но из двух зол это было лучше, все же не отъезд за границу, все же она оставалась в России… Разлука с дочерью была для него особенно тяжела уже по личному свойству характера Государя и по личным отношениям его к дочери. Он был человек вечных привязанностей и крепких привычек».

В апреле 1894 года в Кобурге состоялась помолвка цесаревича Николая Александровича с немецкой принцессой Алисой-Викторией-Еленой-Луизой-Беатрисой Гессен-Дармштадтской, которая после долгих размышлений дала согласие на брак. Воспитанная в протестантстве, немецкая принцесса была глубоко религиозна и искренне убеждена в истинности своего вероисповедания, ей трудно было нарушить обеты, данные при конфирмации. В течение пяти лет Алиса отказывалась поменять религию. «Говорили до 12 часов, — писал Николай Александрович матери из Кобурга, куда он приехал для официального предложения, — но безуспешно, она все противится перемене религии. Она, бедная, много плакала. Она плакала все время и только от времени до времени произносила шепотом: „Нет, я не могу…“» И наконец под напором цесаревича Николая Александровича она сдалась.

8/21 апреля цесаревич Николай Александрович писал Марии Федоровне: «Милая, дорогая, бесценная Мама́! Ты не можешь себе представить, как я несказанно счастлив. Свершилось, я жених Аликс… Сегодня утром нас оставили одних, и тут с первых же слов она согласилась. Одному Богу известно, что произошло со мной. Я плакал, как ребенок, и она тоже. Но лицо ее выражало полное довольство. Нет, дорогая Мама́, я не могу выразить Вам, как я счастлив, и в то же время как мне жаль, что я не могу прижать к своему сердцу Вас и моего дорогого Папа́. Весь мир сразу изменился для меня: природа, люди, все; и все мне кажутся добрыми, милыми и счастливыми. Она совсем стала другой: веселою, и забавной, и разговорчивой, и нежной. Я не знаю, как отблагодарить Бога за такое благодеяние».