Книга Дорогами Чингисхана - Тим Северин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дочка Самги протянула матери стаканчик архи. Старуха с жадностью схватила его и опрокинула в рот. Потом снова начала вспоминать свои детство и юность. «Был еще один шаман, Кужук, он тоже меня учил. Он говорил, что у меня странные способности, и учил правильно их использовать. Когда я начала „видеть“, мне этого не хотелось. Но ничего нельзя было поделать. Я должна была летать, я должна была падать со скал. Странное детство, очень трудное».
И она протянула руку за следующим стаканом архи.
— Мой отец меня любил и баловал. У него было два коня. Один белый, другой соловый. Как я любила скакать на них! Как я любила быструю скачку! Никто не мог остановить меня, если я ехала верхом. Однажды к моему отцу явился старик с двумя мехами архи у седла. Он спросил меня, не стану ли я ему невесткой. Я сбежала, но пришел усатый мужчина и взял меня в свой дом. Мой муж был великим охотником. Он был караванщиком и возил из заморских краев красную соль.
Тут Док шепнул мне, что Самга, вероятно, имеет в виду караваны, возившие соль из Китая, вокруг гор Тянь-Шаня. Самга не обратила на это внимания и продолжала свой монолог, пока Док вдруг не вмешался в ее рассказ, чтобы дать собственные комментарии.
— Прямо посреди рассказа она сменила тему. Она только что сказала мне, что у меня дома лежит пара очков, а я не знаю, кто их носит. Потом она вернулась к рассказам о своем детстве.
Я знал, чему удивился Док. Десять дней назад, раскладывая наши экспедиционные вещи в его улан-баторской квартире, я нашел очки. Я протянул их Доку, который всегда ходил в очках. Но он вернул их, сказав, что это не его очки. Он думал, что это мои или Пола. Хозяин не нашелся, и загадочные очки пришлось отложить, хотя в такой бедной стране, как Монголия, человек, потерявший очки, наверняка постарался бы их вернуть. Как Самга могла узнать о таком происшествии, оставалось тайной. Конечно, это еще ни о чем не говорило. Совпадение или ловкий трюк… Я тактично удержался от просьбы продемонстрировать способности Самги, а сама она не обратила внимания на собственную ремарку. Просто констатировала, что есть такие очки.
Ее гыр выглядел очень скромно, без претензий. Никаких особых шаманских приспособлений. Обставлен бедно. Потолочное колесо поддерживалось одним-единственным столбом, вбитым в землю. Ничего необычного, оккультного в этом месте не было. Самый обычный жилой гыр, наполненный тувинскими детьми, которые смотрели на все удивленно, а также близкими родственниками Самги. Внук-учитель хотел удостовериться, что мы оценили таланты его бабушки. «Она видит будущее, — сказал он и тут же принялся расхваливать ее умение готовить. — Она предсказала смерть Брежнева за десять дней до того, как это случилось, а еще она знает, когда к ней должны прийти, и говорит нам заранее. Она может указать направление на то место, где случилось важное событие, и рассказывает, что происходит в других районах, хотя сама из дома не выходит».
— Можешь ли ты предсказать что-нибудь для своей семьи? — спросил я. Я не стал спрашивать, знала ли она о нашем посещении, чтобы мое интервью не походило на перекрестный допрос.
— Нет, — ответила Самга. — Единственное, что я смогла предсказать, — смерть моей матери.
Архи давало о себе знать, старуха становилась все более разговорчивой, перескакивала с одного предмета на другой.
— Никогда я не желала таких способностей, я и теперь с удовольствием отказалась бы от них и умерла. Но люди не дают мне уйти. Они держат меня здесь, я им нужна. Когда кто-то измучен, как брошенный пес, я могу слетать к нему и помочь. Когда мой дух крепок, я могу летать через всю долину, помогаю тем, кто в нужде или в беде.
— В какое время сила проявляется больше?
— На девятый день каждого месяца и на Новый год.
Тут в разговор вмешался внук. Он спросил, не хотим ли мы посмотреть, как Самга проводит шаманский обряд, пока она еще не слишком устала. «Только если она сама этого хочет, — ответил я. — Если она устала, то не нужно. Может быть, время или место для этого не подходят».
Но Самга нетерпеливо отмахнулась. Ей хотелось показать, как она работает.
— Вот только яркий электрический свет мне мешает, при нем мне трудно сосредоточиться. И жаль, что у меня нет всей утвари. Шаманский бубен, который я унаследовала от отца, давно износился, и мне не заменить его другим. Когда-то у меня была особая шаманская одежда, но и она изорвалась в клочья, а я слишком стара, чтобы шить себе другую. Я могу работать и без этого. У меня остались шапка и жезл.
Она поднялась на ноги, и дочь помогла ей надеть головной убор. Это было нечто среднее между головным платком и обтягивающим капюшоном. По шее свисал длинный хвост, а на макушке был пришит ряд перламутровых пуговиц. Выделялась грубая черная бахрома, свисавшая на лоб, как плохой парик, зачесанный сзади наперед. Эффект был такой, будто домашняя бабушка вдруг обернулась страшной ведьмой, сошедшей со страниц сказок братьев Гримм.
Однако тувинские дети нисколько не испугались. Они знали, что их прабабушка проделывает такое регулярно. Они ожидали начала сеанса. Самга принялась ритмично бормотать и припевать, покачиваясь взад и вперед. Потом проковыляла в другой конец гыра и опустилась на колени. Сидя на коленях, она продолжала раскачиваться, при этом ее голова болталась из стороны в сторону. В руках она держала маленький жезл, длиной около фута. К его концу крепились короткие белые тряпичные ленты. К рукояти, со стороны лент, был приделан хрустальный (или стеклянный) шарик. Напевая, Самга ритмично размахивала жезлом. Иногда она останавливалась и переводила дыхание, чтобы тут же опять затянуть свой напев. Внезапно она остановилась, и дочь тут же оказалась позади матери. Не поднимаясь с колен, Самга завела руку себе за спину, и дочь вложила в нее зажженную трубку. Самга затянулась, набрала полный рот дыма и выдула его в угол. Затем властным движением протянула трубку обратно за спину. Медленно и мучительно Старуха поднималась на ноги, потом приняла от дочери ковшик с молоком и выплеснула его содержимое в воздух, как подношение. Она повторила это трижды, плеща молоко в каждый угол. Затем снова опустилась на кровать, и пару секунд ее трясло и колотило, словно в приступе. Я не мог понять, была ли эта дрожь вызвана усталостью или имела какое-то значение.
Неожиданно Старуха снова встала и направилась к двери, шагнула наружу, прямо под свет дня, хотя и говорила, что яркий свет мешает ей сосредоточиться. Ярдах в пяти от двери стояла дымящаяся жаровня. Самга встала перед ней на колени, согнулась так, что лицом почти коснулось коленёй, и снова затянула свой напев, продолжая размахивать жезлом. Подошла дочь и брызнула на угли благовониями, затем налила кобыльего молока из чайника в стакан и тоже брызнула духам неба и домашнего очага. Самга поднялась и проковыляла назад в гыр. Дочь несла за нею дымящуюся жаровню. Наконец Самга сделала еще один круг по дому, останавливаясь перед каждым взрослым, поднося благовония к его носу и махая перед его лицом жезлом. Зарывшись лицом в тряпичные полоски, она вдохнула с хрюкающим звуком, словно высасывая воздух из жезла. И, совсем измученная, вернулась в первоначальное положение на кровати.