Книга Шторм на Крите - Сергей и Дина Волсини

– Конечно волнуюсь! А если у нее приступ? И ей надо срочно в больницу? Если что-то серьезное? Может, ее вообще в Москву надо везти, срочно, прямо сейчас? Кто все это организует? На бабулю рассчитывать нельзя, она не справится!

Антон Ильич смотрел на нее с недоверием. Юля догадалась, что он хотел сказать.

– Что? Ты считаешь, этого не может быть? Думаешь, я все преувеличиваю?

– Все может быть.

– Ну вот видишь!

– Позвони и поговори с ней сама.

– Да я хотела! Но бабуля говорит, она заснула только под утро. Не хочу ее будить.

– Давай позвоним врачу.

– Врачу?

– Да. Ты ее дочь, пусть он все тебе расскажет. Кстати, что он сказал?

– Да что сказал? Сделал укол и уехал. Сказал лежать. Кто его знает, что это за врач? А вдруг он не понял, что с ней? Вдруг ошибся?

Снова поймав недоверчивый взгляд Антона Ильича, Юля посмотрела на него внимательно, зеленые глаза ее сузились и потемнели, и она спросила:

– Скажи честно, ты что, думаешь, что она притворяется?

Что она специально все это придумала, чтобы не дать мне уехать с тобой?

Именно так Антон Ильич и думал. Он ничего не сказал, но Юля поняла это по его глазам. Взгляд у нее потух, плечи опустились. Желая как-то смягчить прямоту этих слов, Антон Ильич произнес:

– Я думаю, все не так страшно, как тебе кажется.

– Откуда ты знаешь?

И посмотрев в его лицо, с грустью произнесла:

– Хотя, конечно. Почему ты должен думать о ней по-другому?

Она всплеснула руками и отвернулась, глядя в окно. Повисла пауза. Юля лихорадочно пыталась что-то придумать и не находила выхода, это видно было по ее нахмуренному лбу. Она снова посмотрела на Антона Ильича:

– И что? Ты предлагаешь мне ехать сегодня в Париж? В таком состоянии?

Антон Ильич молчал и допивал свой кофе.

– Ты понимаешь, в каком состоянии я там буду? Когда я буду знать, что она там лежит, больная? С бабулей, которой самой помощь нужна? Что это будет за поездка?

Антон Ильич ничего не отвечал.

– Я же ночью глаз не сомкну! Я ни есть, ни спать не буду. Я себя знаю. Ехать в Париж и каждую секунду думать о том, как она! И о том, что я бросила ее в таком состоянии! Ты этого хочешь?

Она с вызовом посмотрела на Антона Ильича:

– Антон! Ну что ты молчишь?

Он поставил на блюдце пустую чашку и тяжело вздохнул:

– Я не могу запретить тебе ехать. Если хочешь ехать, поезжай.

– Но я же вижу, что тебе это не нравится!

– Не нравится.

– Почему?

– Потому что… – он запнулся, – потому что это добром не кончится.

Юля вопросительно на него посмотрела, но Антон Ильич больше ничего не сказал.

– Давай поменяем билеты? – предложила она. – И улетим завтра. Можем мы их поменять?

Он покачал головой.

– Если только покупать все заново.

– Нам уже ничего не вернут?

– Нет. Да и билетов уже, я думаю, не будет.

Она задумалась. Вдруг ее снова осенило, и она воскликнула:

– О, придумала!

Антон Ильич посмотрел на нее без энтузиазма.

– Давай сделаем так: я сейчас быстро соберу все вещи, поеду к маме, все там выясню, найду хорошего врача, если надо. И оттуда поеду прямо в аэропорт, чтобы не тратить время и не заезжать сюда. Встретимся с тобой в аэропорту. Во сколько мне надо быть в аэропорту?

Антону Ильичу совсем не нравилась эта идея. Но Юля ухватилась за нее как за спасательный круг.

– Антон, ну во сколько? Скажи скорей. Я забыла, во сколько наш рейс?

– Вылет в шестнадцать сорок.

– Почти в пять! – обрадовалась она. – Значит, мне надо быть в аэропорту…

Она посмотрела на часики на руке, подсчитывая время.

– Тебе надо быть там в два сорок. Ну, в три. В крайнем случае, в половине четвертого.

– Ну вот! Отлично! Я приеду туда к трем, – воскликнула она. – У меня уйма времени!

Не успел он ничего ответить, как она поднялась со стула:

– Ты заканчивай тут, а я пошла вещи собирать.

Чмокнула его в макушку и побежала.

Медленно, тяжелым шагом Антон Ильич поднялся в номер вслед за ней. Она все-таки уезжает, с грустью думал он. А он-то надеялся уговорить ее остаться. Как же так получается? Почему нельзя было просто собраться и поехать вместе, как они и планировали? Почему он должен расстаться с Юлей, а потом снова встретиться? И снова мучительно ждать, снова сомневаться, снова быть без нее. Откуда столько недоразумений, столько трудностей? Ведь он все предусмотрел. Он так старался сделать их первое с Юлей путешествие романтичным, незабываемым, так хотел, чтобы ей понравилось! А теперь все идет наперекосяк. Юля уезжает…

Сердце у него заныло, когда он, войдя в номер, увидел в гостиной чемодан, еще открытый, наполненный ее вещами. Вот и платье, которое было на ней вчера…

– Я возьму эти коврики? – спросила Юля, показывая на коврики в кораблями, из-за которых они чуть не поссорились в субботу.

– Возьми, конечно.

– Маме с бабулей подарю.

Она порхала по номеру и быстро складывала вещи, словно только и ждала разрешения уехать. Ее легкие беспечные движения болью отозвались в сердце Антона Ильича: он не мог не отметить, что она как будто и не была огорчена своим отъездом и этой внезапной переменой их планов. Ее утреннюю растерянность как рукой сняло, и на лице ее он не находил никаких следов переживаний.

Сам он встал в дверях, горестный и мрачный, и стоял так, не в силах пошевелиться. Невыносимо было смотреть на то, как из шкафов исчезала ее одежда, какой пустой и холодной стояла аккуратно заправленная кровать, и как последние следы присутствия Юли растворялись у него на глазах. Он заставил себя отвернуться. Вышел на балкон и стал смотреть на море, но не выдержал и нескольких минут и вернулся в комнату.

– Может, оставишь чемодан мне? – предложил он. – Зачем тебе тащить его туда-сюда? Я сам отвезу его в аэропорт.

– Нет, я лучше сама, – возразила Юля, пробегая мимо. – Мало ли, что может понабиться.

Вот уже и позвонили – такси ждало у входа. Они пошли вниз. Юля звонко шагала впереди, Антон Ильич плелся за ней как побитая собака и тащил за собой чемодан.

На пороге она его поцеловала.

– Ну все, я поехала, – торопливо проговорила она.

Антон Ильич прильнул к ней, порывисто, отчаянно, как в последний раз, уткнулся лицом в ее шею и закрыл глаза, как будто хотел навсегда запомнить мгновение, когда он держал ее в своих объятиях. Она взяла его лицо обеими руками, посмотрела в его скорбные безутешные глаза и ласково прошептала: