Книга Сингомэйкеры - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне казалось, что даже ребенку понятно, что эпоха малыхязыков, хоть языка племени тутси, хоть эстонского, миновала. В Эстонии, кпримеру, миллион человек, из них треть — русские, эти вообще не зналиместного языка, а остальные две трети тоже говорят на русском, и вот вместотого, чтобы оставить все как есть или же учить население английскому — всеравно эстонского не знают! — по всей Прибалтике местные националистыупорно насаждают свои наречия с их невероятно длинными словами и абсолютной невозможностьюприменять в науке, технике, искусстве… Зачем? Уже сейчас треть мира говорит наанглийском. Завтра будет говорить вся планета.
Такая же ситуация в Латвии и Литве, где взялись возрождатьтуземные языки в угоду своему трайбализму. Да что там Прибалтика, та жеситуация во множестве карликовых государств, где ко всему еще отыскиваются исвои этнические меньшинства, что требуют признания своего языка и дажеотдельных территорий для создания своих государств. Это в наше время, когда мирстремительно сливается в единое целое!
Я некоторое время поворочал проблему со всех сторон, номахнул рукой. Не стоит заниматься тем, что решится само собой. Дети прибалтовуже сейчас говорят на английском, а то, что их дедушки потрясают медалями отГитлера и бредят о временах Ягайлы, — это старческая блажь, с нею не нужнодаже бороться. Она отпадет сама собой, когда отомрут носители тех идей.
А с африканским трайбализмом в Европе справиться нетрудно,стоит только вспомнить, как было раньше и что теперь. Взглянуть, как говорится,шырше. И решение становится очевидным. Но это почему-то не устраиваетМакгрегора, так что поищем что-то попроще. Не вылечим, а успокоим боль, собьемтемпературу и уберем симптомы…
Кстати, любопытно, почему Макгрегор предпочитает именнотакое решение? Он не выглядит прекраснодушным идеалистом, что побоится пролитькровь. И все-таки предпочел половинчатое решение.
Сегодня день годового отчета, Макгрегор внимательнопросматривал распечатку с результатами моей деятельности, морщился, кривился, япокрывался холодным потом, а он все сдвигал брови, во взгляде я видел, какнеодобрение перерастает в осуждение.
— Много риска, — сказал он наконец. —Слишком… Зашкаливает!
— Но ведь оправдалось, — вякнул я слабо.
Он сказал резче:
— Те, которые были разрешены! А которые пришлосьостановить? Там бы вы наломали таких дров…
Я смолчал, опустил голову. На самом деле я и сам не был такуж уверен, что все получится, но в организации даже не стали прикидывать риски,а просто зарубили.
— Ключевые слова, — сказал он раздельно ивеско, — это «стабильность» и «безопасность». Я уполномочиваю васпредпринимать во имя стабильности и безопасности в мире любые… подчеркиваю,любые!.. действия.
Я промолчал. По-моему, при всей важности поддерживатьстабильность и безопасность не стоит забывать о более дальних целях. Нередкожелание поскорее установить стабильность и безопасность в каком-товзрывоопасном регионе приводит к куда более масштабному взрыву в недалекомбудущем.
Он взглянул на меня поверх очков, я вздрогнул, почудилось,что с легкостью прочел мои мысли, что, конечно, для меня чревато. Здесь, чуюнутром, не совсем та сладенькая и беззубенькая благотворительная организация,какой показалась вначале.
И какой кажется другим дурачкам.
Я был у двери, когда услышал за спиной резкое:
— Юджин!
Я замер, сердце остановилось, а весь я начал покрыватьсяхолодным потом. Макгрегор смотрел на меня неотрывно тяжелым угнетающимвзглядом.
— Да, господин Макгрегор, — проговорил янепослушными губами.
— Юджин, — повторил он строго, — вы слушалименя внимательно?
— Да, господин Макгрегор!
Он кивнул.
— Хорошо. Назовите два слова в моей длинной речи, чтовас так утомила, которые показались вам самыми важными.
Я прошептал:
— Стабильность и безопасность.
Он смотрел неотрывно, глаза были темные, как две бездны.
— У вас не только хорошая память, но и неплохо работаетцентр анализа. Впрочем, это я и раньше знал. Что вам показалось в этих двухсловах?
Я торопливо замотал головой так, что уши захлопали, как у отряхивающейсяпосле купания собаки.
— Ничего, сэр!
— Юджин, говорите правду.
— Господин Макгрегор, — взмолился я. — Всеваши слова для меня — руководство к действию!
Он криво усмехнулся.
— Вот как?
— Уверяю вас!
Он помолчал, затем, не сводя буровящего взгляда, спросил:
— Руководство?
— Да!
— Это хорошо, — проговорил он. Я чуть-чутьрасслабил мышцы, готовые лопнуть от перенапряжения. — Это хорошо… чтодаже, когда сомневаетесь, все равно действуете строго по инструкциям. Не такли?
— Так, — заверил я. — Так!
Он кивнул и как выстрелил неожиданный вопрос:
— Но все же сомневаетесь?
Я не успел с лицевыми мускулами, и Макгрегор наверняка тожеэто увидел, лгать поздно, я промямлил жалко:
— Я все выполняю в соответствии… А мои сомнения немешают мне работать, да и сомнений практически нет, вы же знаете… вы всезнаете!
— Не все, — уточнил он, — но многое. Выправильно выделили ключевые слова, но одновременно и усомнились в них. Не такли?
Я молчал убито, он видит меня насквозь, но даже если незаметит сейчас, то аналитики покажут ему расшифровку моих лицевых мускулов,задержек и запинок в речи, нервозности тона, и все это изобличит меня больше,чем если бы признался сам.
— Это не само сомнение, — сказал яторопливо. — Мне просто показалось… на миг!.. что при всей важностиподдерживать стабильность и безопасность не стоит забывать о более дальнихцелях. Нередко желание поскорее установить стабильность и безопасность вкаком-то взрывоопасном регионе приводит к куда более масштабному взрыву внедалеком будущем… Но это только мнение дилетанта, не принимайте его за моиубеждения!
Он помолчал, меня трясло, наконец он проговорил все ещеледяным голосом:
— Юджин, вы хороший работник. Но в нашей организациисосредоточена большая, очень большая мощь… и потому в ней должна быть железнаядисциплина! Потому вы должны прилагать все усилия для наиболее точноговыполнения того, что сказано вашими руководителями.
Я кивнул.
— Да, сэр! Есть, сэр. Я делаю, я так и делаю.
Он некоторое время еще сверлил меня жутким взглядом, я почтине дышал, наконец он кивнул.