Книга Женщины Древнего Рима. Увлекательные истории жизни римлянок всех сословий - Джон Бэлсдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заседание сената, на которое отец привел юного Папирия, было отложено до наступления ночи, чтобы никто из римлян не узнал, какой вопрос на нем обсуждался и чем закончилось голосование.
Когда юный Папирий вернулся домой, его мать, очень любопытная женщина, спросила, что обсуждал сенат. Он ответил, что ему велено молчать об этом, но такой ответ ее не удовлетворил. Она приставала к нему с вопросами, и, чтобы избавиться от них, мальчик придумал смешную историю. «Сегодня обсуждали такой вопрос, – сказал он, – что лучше для общества – чтобы мужчина имел двух жен или женщина – двух мужей?» В ужасе от услышанного мать выскользнула из дома и тут же рассказала об этом всем своим замужним подружкам, а те – своим. В результате этого, когда сенаторы на следующее утро подходили к Дому сената, дорогу им преградила толпа истерически вопивших женщин: «Это жена должна иметь двух мужей, а не наоборот!» Сенаторы решили, что женщины сошли с ума, но, дойдя до зала заседаний, узнали, в чем дело. Юный Папирий рассказал им о своем ответе матери. И они, вполне резонно, постановили не водить больше мальчиков в сенат, а Папирию, в награду за его остроумие, присвоили прозвище Претекстата[29]. Именно так, если верить этой легенде, одна из ветвей семейства Папириев получила свое прозвище.
Мы уже упоминали о том, что в поздней республике и ранней империи жены римских политических деятелей имели возможность разделять их политические интересы. Неожиданная угроза изгнания, возникшая в конце 43 года до н. э., позволила выявить тех, кто был тесно связан с попавшими в опалу людьми, самые худшие и самые лучшие их черты. Многие жены богатых и знаменитых римлян поставили на карту свою жизнь в надежде спасти от смерти мужей. Жены продемонстрировали самую искреннюю преданность; отпущенники – вполне приличную, рабы – небольшую, а сыновья – вообще никакой, писал Валерий Патеркул. Нам известна ужасная судьба неизвестной женщины, которую обычно называют Турией, хотя нет никаких причин утверждать, что ее звали именно так. Мы узнаем о ней потому, что сохранилось длинное обращение, которое после ее смерти оставил муж, – обращение к ней самой, в виде надписи на камне, установленном рядом с ее могилой. Трудно поверить, что в Риме могла жить более благородная, более мягкая – и одновременно более мужественная – женщина. Ее мать и отец погибли, вероятно, от рук своих рабов, в сельском доме в 49 году до н. э., когда ее муж воевал в заморской стране. Она добилась, чтобы убийцы пошли под суд. Потом, когда ее попытались лишить наследства, она умело расстроила все эти происки. Позже вернулся Фарсал, ее суженый, и они поженились. Но он был республиканцем и в 43 году до н. э. попал в опалу. Благодаря ее смелости Фарсалу удалось бежать из Рима. Когда, после битвы при Филиппах, Октавиан его помиловал, она встала на колени перед Лепидом, который управлял Римом, и стала умолять этого негодяя выполнить обещание, данное Октавианом, и простить ее мужа. После этого они сорок один год жили счастливо и спокойно, только детей у них не было. Эта великодушная женщина считала, что во всем виновата она, а не ее муж. Она стала упрашивать его развестись с ней, оставить у себя всю ее немалую собственность, жениться во второй раз и позволить ей жить в его семье в качестве сестры и второй матери будущих детей. «Должен признаться, – пишет он, – что в этом месте я взорвался; я совсем обезумел; я был так поражен твоим предложением, что долго не мог успокоиться. Мысль о том, что тебе могла прийти в голову идея перестать быть моей женой, тебе, которая не бросила меня, когда я был в ссылке, привела меня в ужас. Разве при такой верности отсутствие детей имеет какое-нибудь значение?» Стоит ли говорить, что Турия обладала всеми добродетелями, которыми, по мнению римских авторов, должна была обладать настоящая римская жена, и к тому же таким достоинством, как великодушная настойчивость (если ей не мешали в этом муж и брат мужа), с которой она наделяла своих молодых кузин и племянниц, выходивших замуж, приданым. Уорд Фаугер, английский ученый, обладавший богатым воображением, предполагает, что если бы первым умер ее муж (а он очень горевал, что не ушел раньше ее), то она сделала бы точно такую же трогательную надпись на его могиле, полную искренней любви к нему. Более того, из этой надписи становится ясно, что они были счастливы не только в браке. Сестра Турии и ее муж, которого звали Ц. Клувий, искренне их любили.
Бизнес, или управление имуществом, был тем делом, в котором жена могла разделять интересы мужа, а если она становилась вдовой, то это помогало ей найти полезное занятие. Помпея Целерина, мать второй жены Плиния, вероятно, многому научилась у своего зятя и, пользуясь его советами, успешно распоряжалась денежными средствами, поскольку он был финансистом. В то же самое время она обладала большой практической хваткой; Плиний писал, что если бы теща проинспектировала его собственные поместья, то работники стали бы трудиться гораздо лучше.
Мы встречаем таких женщин и среди представительниц деловых кругов, и в семьях отпущенников. Петроний в своем «Сатириконе» знакомит нас с Фортунатой, бездетной женой Тримальхиона. Это произведение было написано в середине I века н. э. Фортуната обвешивалась драгоценностями и выглядела очень вульгарно, а в присутствии гостей напивалась допьяна, но и в хорошие, и в плохие времена была верной женой своему мужу. Однажды, когда муж потерял почти все свои деньги, она, чтобы помочь ему, продала все украшения. Надписи на могилах рассказывают нам о женщинах, имевших хорошую голову на плечах, которые после смерти мужа брались за его дело и успешно его продолжали.
Если говорить о более образованных слоях общества, то третья жена Плиния Кальпурния так сильно восхищалась талантами своего мужа, что он в письме к своей тетке посвятил целый абзац описанию ее добродетелей: «Более того, просто из любви ко мне она стала интересоваться литературой. Заполучив тексты моих выступлений в суде, снова и снова их перечитывает и даже заучивает наизусть. Перед моим появлением в суде она похожа на комок нервов, а когда дело завершено, ликует от радости. Она отправляет специальных гонцов, чтобы выяснить, какую поддержку и какие аплодисменты я получил и выиграл ли я дело или нет. Если я произношу речь, она слушает ее, сидя неподалеку за занавесом и навострив уши, чтобы не пропустить одобрительных замечаний. Что касается моих стихов, то она кладет их на музыку и распевает; этот способ преподал ей не учитель музыки, а любовь, которая является самым лучшим учителем».
Надпись, сохранившаяся, вероятно, со времен Августа, перечисляет достоинства женщины по имени Мурдия. Она дважды была замужем и имела детей в обоих браках. Перед смертью она завещала некоторую сумму своему второму мужу, чтобы продемонстрировать свою признательность, а оставляя наследство детям, позаботилась, чтобы ее сын от первого брака получил те деньги, которые она унаследовала от его отца. Именно этот сын и сделал надпись на ее могиле. Отметив честность своей матери и ее рассудительность, он пишет, что «превратностей в женской судьбе гораздо меньше, чем в мужской, и трудно сказать что-нибудь новое в похвалу женщине». Эту мысль подтверждают тысячи дошедших до нас эпитафий, посвященных умершим женщинам. Один вдовец просто написал: «У меня нет причин на нее жаловаться». Жен хвалят за одни и те же добродетели: за старомодность, за то, что они были домоседками, не изменяли мужу, были ему послушны, дружелюбны и веселы, бережливы, скромно одевались, религиозны, но без фанатизма.