Книга Подвал. В плену - Николь Нойбауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Оливер, что случилось? Поговори со мной сейчас. Нет, не плачь. Ну, давай же. Не плачь. И не падай снова в обморок, договорились? Я сделаю тебе горячего чаю.
Вехтер отправился на кухню и включил электрочайник. Сам он чай никогда не пил, но в шкафу лежала уйма чайных пакетиков. Оставалось только надеяться, что они не из запасов его матушки. Он поднял пакетик и посмотрел на свет. Пока там ничего не копошится, это можно употреблять. Вскоре из чашки донесся запах старой, очень старой бумаги и ромашки. Вехтера всегда заставляли пить ромашковый чай, если ему было плохо. Даже сегодня он ощутил легкую тошноту от этого запаха. Но она казалась такой родной. Когда она возникала, один мог лежать на диване, завернувшись в плед, а кто-то другой заваривал ромашковый чай, приносил крошащиеся сухари. Теперь же у него на кровати лежал ребенок, и Вехтер готовил для него ромашковый чай. Отличие было только в том, что этот мальчик мог оказаться убийцей. И комиссар должен был немедленно сообщить Оливеру, что эту ночь ему придется провести в тюрьме.
Оливер взял в руки чашку, она была горячей, но, казалось, он этого совсем не ощущал. Он осмотрелся в жилой комнате, словно попал из одного кошмара в другой, несмотря на горячий чай и клетчатое одеяло.
– Почему ты пришел ко мне? Ты хочешь мне что-то сказать?
Оливер сделал глоток из чашки и нахмурился:
– Тут что-то плавает, это нормально?
– Да, это чайные листья, – с видом знатока произнес Вехтер.
– Ах вот оно что! Я не очень-то разбираюсь в чае.
Вехтер мысленно занес чай в список покупок.
– Ты знаешь, что выписан ордер на твой арест? Половина полицейских Мюнхена разыскивает тебя. Тебе придется пойти со мной в полицейское управление.
– Вот как. О’кей, – монотонно ответил Оливер, словно тюрьма не могла оказаться хуже его персонального ада.
– Почему ты пришел ко мне?
– Забудьте об этом. – Оливер отвернулся. – Мне показалось, я кое-что вспомнил, – сухо произнес он.
Вехтер молчал.
– Я не знаю, что из этого правда. Не имею представления.
– Просто расскажи, что ты помнишь. А мы разберемся, что из этого было на самом деле. Это ведь наша работа, а не твоя.
– Это было так реально. Но что, если все это просто привиделось? – Голос Оливера сорвался. – Я не могу ничего утверждать и ни в чем не уверен.
– Оливер… – Вехтер положил руку ему на плечо, под тканью толстовки он ощутил только кости. – Постарайся сейчас хоть немного довериться мне.
Оливер посмотрел на Вехтера так, словно тот спятил.
– Почему именно я? – спросил Вехтер.
– Вы интересуетесь… Вы хотите узнать всю историю.
– Какую историю? Ты мне ее расскажешь?
Он подождал минуту, тяжелую, будто свинец. Потом Оливер покачал головой и умолк. Его голова запрокинулась назад. Он заснул.
Не хватило каких-то пяти минут.
Вехтер вытянул руку, кончиками пальцев расправил прядь его волос. Светлые ресницы мальчика подрагивали. Комиссар отдернул руку назад, будто обжегся. Потом встал и набрал номер начальника розыска:
– Он у меня.
Старый снег
– Привет, Ханнес, да можешь даже куртку не снимать, нам нужно в президиум. На допрос. – Вехтер протиснулся мимо Ханнеса, спустился в коридор и обернулся к нему. – Давай!
– Михи, мне нужно с тобой…
Вращающаяся дверь провернулась, и Ханнесу ничего не оставалось, как бежать вслед за Вехтером. Что за черт! Подходящий момент упущен, да и вообще не было никакого подходящего момента. Нужно было подождать. Дверь скрипнула – коллеги спешили по коридору: «доброе утро», «доброе утро». Их лица мелькали мимо Ханнеса, словно смутно знакомые призраки, а он машинально здоровался. Еще какой-то допрос. Всего лишь один. А потом он найдет время, чтобы поговорить с Вехтером где-нибудь в сторонке. Или днем за обедом. Может, до того и Лили найдется. Ему снова и снова казалось, что звонит его мобильник. Сон наяву, и каждый раз разочарование – новый глухой удар.
«Что вообще за допрос?» – стоило бы поинтересоваться у Вехтера. В руках у того была папка с документами, на лице отражалась злость. Если Ханнесу повезет, он будет молча сидеть рядом с ним и следить, чтобы никто не спер диктофон.
– Кого будем допрашивать? – Он едва поспевал за Вехтером.
– Баптиста-младшего. У тебя есть три попытки, чтобы отгадать, где он вчера вечером объявился.
– Понятия не имею. В Изаре выловили? Нашли у подружки? Да вообще, откуда мне знать? – Ханнес схватился руками за шею, размял ее и повертел головой. Казалось, она как-то неудачно сидела на плечах. Первый предвестник затяжной головной боли.
– Перед дверью моей квартиры.
– Давай без шуток.
– Кто ж тут шутит? У меня дома, перед дверью квартиры. Я заварил ему ромашкового чаю.
Ханнес поморгал, чтобы проснуться. Может, ему снится сон о том, что Вехтер заваривал Оливеру Баптисту ромашковый чай? Куда подевался проклятый будильник? Когда Ханнес вновь открыл глаза, он все еще бежал рядом с Вехтером. Наверное, это один из тех навязчивых снов, от которых невозможно отделаться.
Вехтер пощелкал пальцами у него перед глазами.
– Ты выспался? Папаша созвал целую армию адвокатов, и все они так и вьются вокруг парнишки, нашептывая ему, чтобы тот не сболтнул лишнего. И, в общем-то, добиться своего для них труда не составит. Он упорно замыкается в себе.
– Но какого черта он явился именно к тебе?
– Наверное, мы не узнаем об этом никогда.
Лицо Вехтера помрачнело, на этом тема была закрыта.
Они подошли к машине.
Ханнес сел на пассажирское место молча. Вехтер пристально посмотрел на него, ничего не сказал, просто сел за руль БМВ и нажал на газ.
– Значит, вы вчера заставили говорить отца. Отличная работа, – сказал он.
– Благодари Хранителя Молчания.
Вехтер снова покосился на Ханнеса:
– Это тоже искусство – отстраниться в нужный момент.
– Хватит с меня твоих прописных истин. Ты не намного старше меня, а говоришь, как магистр Йода.
– А ты слушаешь, как сладкоежка.
Вехтер полез в бардачок и достал оттуда упаковку шоколадных кексов. Ханнес выхватил ее у него из рук и принялся жевать. И только пятый кекс остановился на полпути ко рту.
– Это ведь молочный шоколад?
– Конечно. Молоко прямо из живых коров выдавливают палачи-садисты.
Ханнес тут же положил обратно в коробку невегетарианский кекс и уставился в окно, хотя там ничего не было видно, кроме метели. Несколько минут они ехали молча, пока Вехтер снова не заговорил: