Книга В последнюю очередь - Анатолий Степанов

― Поделись.

― А что я с этого буду иметь?

― Миня, могу тебя заверить: от моих благодеяний миллионером станешь.

― Да я шучу, шучу! Хотелось бы просто от тебя в знак признательности небольшой сувенирчик. У твоего папаши в чулане лентуловский этюд пылится. Только и всего!

― Договорились. А ты мне в ответ ― театральный экскизик Добужинского. Я помню, у тебя их несколько.

― Это же баш на баш! Мне-то какая выгода?

― Как знаешь, Миня, как знаешь!

Мосин отчаянно махнул рукой:

― Ну, что мы с тобой, право, как на базаре! Бери идею задаром.

― Значит, Лентулов менять прописку не будет.

― Как это не будет? ― возмутился Мося. ― Мы же с тобой договорились: ты мне Лентулова, а я тебе ― Добужинского.

― Ладно. Отдавай идею задаром.

― Вы в своей конторе на Петровке небось думаете, что вы самые умные и проницательные. А у некоторых на плечах тоже не кочан капусты.

― Кстати, насчет эвфемизмов. Некоторые ― это ты?

У казаряновской альма-матер ― юрфака ― они перешли на другую сторону улицы, свернули налево и мимо старого здания МГУ, мимо американского посольства выруливали к "Националю".

― Абсолютно верно. Я. Так вот, у которого на плечах не кочан капусты вне зависимости от вас размышлял о краже и пришел к выводу, что наиболее вероятный источник о палагинской коллекции и о квартире ― обслуга. Прикинул: жактовские деятели, приходящая прислуга, персональная портниха жены и, наконец, столяр-краснодеревщик, который уже много лет строит Палагину разнообразные вместилища для его коллекции.

Слесаря, водопроводчики, домработница, портниха, электрики, конечно же, могут дать кое-какие сведения о квартире Палагина. Но исчерпывающие сведения, а главное ― все о коллекции, может дать только Петр Федосеевич, краснодеревщик. Я его знаю сто лет, Палагин его знает сто лет, все его знают сто лет, и поэтому почти с уверенностью можно сказать, что на сознательную зрячую наводку он никогда не пойдет. А вот втемную его использовать могли.

― Завтра с утра мы с тобой, Миня, в гостях у Петра Федосеевича.

― А ты сегодня Лентунова подготовь. Там масло, ты пыль влажной тряпочкой сотри, подсолнечным маслом протри и опять насухо вытри. ― Мосин подошел к окну кафе, глянул в щель между неплотно задвинутыми гардинами, сообщил: ― Юрий Карлович с Веней кукуют. Обрадовать, что ли, советскую литературу?

― Валяй. Подкорми классиков с доходов праведных.

― Компанию не составишь?

― Мне, Миня, пьянствовать в общественных местах не положено. Особенно с тобой.

― Грубишь, хамишь, а зачем?! Будь здоров тогда. ― И Миня небрежно кивнул Казаряну. Наказав Казаряна за милицейскую грубость, он тут же добавил, ибо не забывал ничего и никогда: ― Завтра в девять часов утра я жду тебя у метро "Дворец Советов".

У Александра было прекрасное настроение, потому что Ларионов подходил к концу своего доклада о проделанной по делу о палагинской краже работе.

― Кое-что о Леониде Михайловиче Берникове я подсобирал. ― Ларионов сверился с бумажкой, ― Л.М.Берников, 1896 года рождения, образование незаконченное среднее, с 1933 года постоянно работает в системе промкооперации, в основном в должности председателя различных артелей. К судебной ответственности не привлекался, однако в знаменитом текстильном деле сорокового года фигурировал как свидетель. В настоящее время заведует производством артели "Знамя революции", изготовляющей мягкую игрушку.

― Похоже, Сережа, похоже, ― оценил ларионовскую работу Смирнов. ― Я понимаю, у тебя времени не было, но все-таки... В УБХСС на него ничего нет?

― Я по утрянке к Грошеву успел заглянуть. Говорит, что единственное у него ― подозрения.

― Что делать будем?

― Романа подождем и решим.

― А где он запропал? ― вдруг высказал начальственное неудовольствие Смирнов.

― Звонил в девять, сказал, что к одиннадцати, к полдвенадцатому будет. У него там что-то по наводке выклевывается.

И действительно выклевывалось, потому что оперуполномоченный Роман Казарян сиял как медный, хорошо начищенный таз. Он вошел в кабинет Смирнова вольно-разболтанной походочкой, оглядел присутствующих, небрежно поздоровался:

― Привет! Трудитесь? Ну-ну! ― И кинул себя на стул.

― Привет, гражданин Ухудшанский! ― ответствовал его начальник Смирнов.

Казарян поморгал-поморгал, понял, посмеялся сдержанно, отреагировал:

― Точно отмечено. Исправлюсь, товарищ майор. Так что же у вас новенького? ― Но надоело, и он торжественно сообщил: ― Пока вы тут в бумажки играете, бюрократы, я, по-моему, кончик ухватил.

― И я кончик ухватил, ― скромно, но с достоинством, сообщил Ларионов, а Смирнов задал им детскую загадку:

― Два конца, два кольца, посредине ― гвоздик. Что это такое, друзья мои?

― Это дело о краже в квартире гражданина Палагина. Правильно? отгадал Казарян.

― Правильно, ― подтвердил Смирнов. ― Два конца есть. А где же гвоздик?

― На пересечении двух концов, ― объяснил непонятливому начальнику Казарян.

― А если прямые не пересекаются, если они ― в параллели?

― У Лобачевского все пересекается.

― Но Ты, Рома, не Лобачевский.

― Я ― лучше, я ― выдающийся сыщик современности. Мы когда-нибудь о деле поговорим?

― Давно жду, ― признался Смирнов. ― Начинай.

― Сегодня утром Миня Мосин рекомендовал меня, как заказчика, персональному краснодеревщику Палагина Петру Федосеевичу. Я сказал, что мне необходимы стенды-шкафы для коллекции миниатюр XIX века, камей и медальонов, и, зная о прекрасной домашней коллекции Палагина, хотел бы иметь нечто подобное. И подсунул ему планчик квартиры, будто бы моей, а на самом деле вариацию на темы палагинских апартаментов. Обрадованный маэстро по этому плану воспроизвел расположение стендов палагинских, отметив центральную, более ценную часть экспозиции, как его, мастера, профессиональное достижение.

Тотчас коллекционер, предъявив удостоверение, превратился из коллекционера в милиционера и попросил ответить Петра Федосеевича на вопрос: "Не приходил ли к нему еще кто-нибудь с подобным моему предложением?"

Оказывается, с полгода назад с подобным предложением обращался к нему один гражданин. Петр Федосеевич даже примерный экскиз набросал по его заказу, но больше этот человек не являлся...