Книга Прихоти любви - Евгения Марлитт

Сестра неподвижно сидела около кровати.

Клодина стояла в своей комнате с перевязанной рукой, чувствуя себя совершенно разбитой не только из-за потери крови, но и из-за всех страшных потрясений этого дня… Она едва держалась на ногах, но однако с решительностью, граничившей с упрямством, отказалась лечь. Ей надо еще поговорить с бароном Герольдом, сказала она, а потом сейчас же уехать домой.

Старая герцогиня, полная чувства благодарности, пошла за ней от постели больной и теперь с материнской заботливостью просила отложить этот разговор, потому что ей следовало беречься. Но Клодина настаивала.

– Я ничего не делаю наполовину, – сказала она с необыкновенным спокойствием и серьезностью.

Профессор, позванный на помощь, был очень недоволен.

– Хорошо, – сказал он, – пусть состоится этот разговор, но поездка запрещается, а теперь выпейте вина.

И он, не допуская возражений, поднес к ее губам стакан вина. Клодина против воли сделала глоток. Услышав шаги в коридоре, она снова обратилась к герцогине:

– Разрешите мне, ваше высочество, поговорить с моим кузеном наедине.

Огорченная старая герцогиня вышла, качая головой… Профессор и фрейлина Катценштейн вышли вслед за нею. В дверях появился барон Герольд.

– Желаю вам всяческой удачи, милый барон, – прошептала ему герцогиня.

Он низко поклонился ей.

– Не волнуйте ее, барон, – предупредил его профессор, – соглашайтесь с нею во всем, как бы трудно вам это ни было.

Лотарь вошел… Перед этим он долго ходил по парку и ничего не знал о том, что произошло в замке, когда его искал лакей. Его испуганный взор упал на перевязку, на бледное лицо и распущенные волосы Клодины, на белый халат…

«Что здесь произошло?» – спрашивали его глаза, но губы не шевельнулись: он только безмолвно указал рукой на перевязку.

– Пустяки, – поспешно ответила она, указывая на стул. – Ничего более, как маленький надрез, сделанный доктором для того, чтобы перелить кровь герцогине… Давайте говорить о деле.

– И вы говорите так равнодушно? – воскликнул он вне себя. – А знаете ли вы, что это могло кончиться вашей смертью?

– Вы забываете, что переливание сделано знаменитостью, а если бы даже…

– У вас, вероятно, нет никого на свете, кому бы ваша смерть принесла горе, кого вам следовало прежде спросить: «Имею ли я право располагать своим здоровьем, а может быть и жизнью?»

– Нет, – возразила она, – у меня есть Иоахим, но для этого не было времени.

– Иоахим? – повторил он с горечью… – А я, просивший вашей руки для себя и своего ребенка на всю жизнь, не стоил вашей памяти?

Он сказал это тихо и печально.

У Клодины внезапно закружилась голова, и ей пришлось сесть на ближайший стул.

– Я хотела говорить с вами об этом, – начала она, не глядя на него, – я обещала герцогине-матери, что разговор будет кратким… Вы так несказанно великодушны, кузен, что я не знаю, как и благодарить вас, единственное, что я могу сделать – это отказаться от вашего предложения, а…

Лотарь стоял неподвижно и смотрел на нее.

– А это значило бы пренебречь средством, которое, как говорит старая герцогиня, может продлить жизнь тяжело больной. Поэтому я не могу так сделать, простите меня. Но вот что я предлагаю – быть помолвленными. Ведь это не значит быть обвенчанными. Если герцогиня выздоровеет, мы разойдемся, если она умрет, то, конечно, то же самое; наша помолвка, таким образом, будет успокоительным средством. Это немного странно, я знаю, но помолвка ведь только обещание, и известно, что не все обещания выполняются. Один Бог знает, как часто случается, что двое расстаются до свадьбы, это не стыдно, я… я…

Клодина говорила все быстрее, а теперь в изнеможении оперлась о спинку стула головой и закрыла глаза.

Лотарь подошел ближе, лицо его странно подергивалось.

– Я не могу уехать отсюда, но вы, Лотарь, вы свободны; после, к сожалению, неизбежной помолвки вы легко найдете причину удалиться куда-нибудь, пока… – Клодина вдруг выпрямилась. – Я говорю это не для себя, клянусь Богом, не для себя! Зачем это мне? С меня вполне достаточно моей чистой совести, но несчастная там, наверху… понимаете вы, Лотарь?

– Так мы должны некоторое время разыгрывать комедию? – спросил он.

– Недолго, недолго! – прошептала Клодина.

Прекрасные глаза ее просили у него прощения.

Он схватил ее здоровую руку со страстным порывом.

– Пусть будет так, – сказал он, – но вы больны, больны, во всяком случае, прежде чем начнется комедия…

– Пусть она начнется сейчас же, – попросила Клодина, – пойдите к герцогине-матери и скажите ей, что я дала свое согласие. Тем временем я соберусь уехать домой, я так устала, так смертельно устала…

– Я пойду, – спокойно сказал он, – а вы ляжете и домой не поедете!

– Поеду! – воскликнула она и покраснела. – Не забывайте, что каждый из нас вполне сохраняет свою свободу!

Лотарь сдержался и направился к двери. «Соглашайтесь, соглашайтесь с ней во всем», – приказал доктор.

Клодина словно во сне смотрела ему вслед: она чувствовала, что силы ее иссякают, и казалась себе такой униженной, такой слабой, ей хотелось сорвать повязку с руки, чтобы вместе с кровью потерять жизнь. Пальцы ее невольно коснулись бинта.

Вдруг у нее перед глазами пошли круги, ей показалось, что она куда-то летит. «Стой», – прошептала она себе, но все вокруг нее завертелось, и она потеряла сознание.

Сестра милосердия, вошедшая проверить ее состояние, нашла ее без чувств…

Клодину уложили на кушетку, где она скоро очнулась.

– Это только истощение, господин барон, – сказал доктор, позвавший Лотаря снизу. – Ничего более. Не беспокойте совершенно пациентку, и завтра она будет свежа и здорова. С такою молодостью и силой… Поезжайте спокойно в Нейгауз, милый барон.

Герольд дал наставления горничной и приказал ей при малейшем сомнении в положении фрейлейн позвать сестру милосердия, потом он попросил фрейлину фон Катценштейн присмотреть за больной. Старая фрейлина вошла к Клодине, чтобы сообщить Лотарю о ее состоянии, и он остался ждать в коридоре. Дверь была неплотно притворена, и он услышал, что Клодина говорила, но с кем? До него ясно долетало каждое слово.

– Простите меня! – послышался громкий голос принцессы Елены, но в нем звучала не просьба, а приказание. Лотарь нахмурился, с трудом удерживаясь, чтобы не войти.

Старая фрейлина скромно вышла.

– Ее светлость у фрейлейн фон Герольд, – прошептала она.

– Его высочество приказал мне просить у вас прощения, и потому я прошу его. Вы слышите? – донеслось до него.

Барон вне себя переступил порог полутемной комнаты. Лицо Клодины вспыхнуло, когда она увидела его.