Книга Прихоти любви - Евгения Марлитт

Он остановился. Клодина вскочила со стула и протянула ему руку.

– Господин доктор, я прошу, я хочу быть той, которая…

– Вы? – спросил доктор и с удивлением посмотрел на обращенное к нему с мольбой бледное лицо девушки. – Правда, фрейлейн Герольд? Так идемте скорее, скорее! Нельзя терять ни минуты. Но предупреждаю вас, что придется вскрыть артерию.

– Ах, милый доктор, – сказала Клодина, и движение, и голос ее выразили: только-то!

Она поспешно, забыв этикет, пошла вперед, как будто боясь, чтобы кто-нибудь не опередил ее.

Старая герцогиня не поняла хорошенько, в чем дело:

– Переливание? Что это такое?

Когда она вошла в комнату невестки, врачи суетились около больной.

Перед Клодиной стояла сестра милосердия, отвертывая рукав ее белого кашемирового платья.

Герцогиня положила руку на плечо сына, который только что вышел от больной в соседнюю комнату, где в страхе стояли Катценштейн и горничная.

– Адальберт, – тихо промолвила она, – что же это такое? Доктор сказал, что ей перережут артерию, чтобы перелить кровь в жилы Лизель?

Он рассеянно наклонил голову, не отрывая глаз от девушки.

– Ради бога, – продолжала его августейшая мать, – разве мы можем позволить, чтобы фрейлейн фон Герольд сделала это для нас, ведь это, кажется, весьма опасная вещь!

Герцог пристально посмотрел на нее.

– Не правда ли? – тихо и горько спросил он. – На это требуется больше мужества, чем из-за угла направить удар, сразивший насмерть женщину и повергший в грязь имя невинной девушки. Я не могу помешать ей принести эту жертву, – продолжал он, пожав плечами, – я всего менее: тогда люди скажут, что я больше забочусь о ней, чем о жизни жены!

Сестра задернула полог. Послышался голос профессора:

– Из руки в руку, коллега, так вернее!

Герцог вышел. В страшном волнении ходил он по той комнате, в которой недавно объяснялся в любви Клодине.

Он отдал бы теперь половину своей жизни, чтобы уничтожить тот час. Бедная девушка! Бедная Лизель! Он не хотел этого! Он стремился к счастью с побуждением человека, привыкшего к победам. Он действительно испытывал сильное чувство к прекрасной фрейлине своей матери; она оттолкнула его.

Впервые он склонился перед женщиной, но его проступок был наказан судьбой.

Кто мог оклеветать Клодину перед герцогиней?

На камине в канделябре горела одна-единственная свеча, точно так же, как в тот злосчастный вечер. Холодный пот выступил на лбу его высочества.

– Только бы хватило времени, чтобы объяснить ей все, – прошептал герцог, – только бы она не умерла, считая меня виновным.

Есть что-то великое и святое в жизни женщины. Герцогиня обожала его, несмотря на его проступки, несмотря на холодность и равнодушие. Герцог почти наяву видел, как глаза ее устремляются на него с тем задушевным сиянием, от которого он так часто отворачивался. Он слышал ее ласковый голос, с нежностью обращавшийся к нему. Она могла прожить так долго, благодаря за каждую кроху любви, брошенную им, блаженствуя от каждой ласки и так мало требуя от него.

Ее маленькие недостатки и слабости, так сильно раздражавшие его прежде, теперь показались ему такими ничтожными…

Он остановился перед окном и вспомнил, что было одиннадцать лет тому назад. Тогда тоже боялись за нее; он видел себя у ее постели рядом с колыбелью своего первенца – она, бледная и слабая, гордо улыбалась, и глаза ее сияли. Он же только формально поблагодарил ее; все его интересы были направлены на ребенка, наследника. Ведь она только исполнила свой долг. Герцог прижался лбом к стеклу и вытер глаза.

Почему не сообщают ему, как прошла операция?

Весь замок был погружен в напряженный страх, в коридорах сидели лакеи с озабоченными лицами, внизу, тихо переговариваясь, собрались придворные. В комнатах августейших детей гувернантка и няни с грустью смотрели на них, а в подвальном этаже шепталась прислуга, рассказывая страшные истории.

Старая ключница только что ясно видела при лунном свете белую даму в левом флигеле; она так тихо и в то же время тяжело ступала по ступенькам, как ходят привидения, предвещающие смерть!

Все знали, что сделана последняя попытка для спасения герцогини, имя фрейлины фон Герольд было у всех на устах…

В комнате Пальмера сидела фрау Берг. Она была послана светлейшей принцессой Теклой за принцессой Еленой. И, конечно, воспользовалась этим, чтобы пожелать своему другу доброго вечера, расспросить его о положении дел и сообщить невероятную новость о том, что барон Герольд в присутствии принцессы Теклы просил старую герцогиню предложить его руку и сердце Клодине фон Герольд.

Почтенная дама была вне себя от этого. Только бы благополучно усадить принцессу в карету, – жаловалась она, расхаживая взад и вперед по комнате, в то время как Пальмер нервно качался в качалке; ведь она в припадке раскаяния способна наделать величайших глупостей.

Но где же принцесса?

Старая ключница видела белую даму: это была она. Да, она шла, тяжело ступая и согнувшись, – ужас овладел ею, когда она услышала, что герцогиня близка к смерти, что фрейлейн фон Герольд также в опасности… Она узнала это из отрывочных фраз старой горничной, которую встретила внизу у ключницы, возвращаясь из сада, куда в ужасе выбежала, чтобы не видеть дома, где горе воцарилось по ее вине…

Потом она вошла в одну из комнат герцогини, где у окна стоял герцог. Когда принцесса увидела его прекрасное, всегда спокойное, а теперь искаженное волнением и залитое слезами лицо, она не выдержала.

Путаясь в словах, почти крича, начала она обвинять себя и созналась во всем, упав на колени и схватив его руку.

Герцог не перебивал ее и только, когда она в изнеможении замолкла, спросил:

– Письмо, Елена? Как попало к вам единственное письмо, которое я написал Клодине и которое, очевидно, совершенно ошибочно было поднято герцогиней?!

– Ваше величество просили в нем Клодину «несмотря на это» остаться другом герцогини.

– Несмотря на то, что я оскорбил фрейлейн фон Герольд.

– Кузен, кузен! Накажите меня! – воскликнула принцесса в отчаянии. – Скажите мне, что сделать, чтобы исправить!..

Герцог пожал плечами.

– Как вы достали письмо?

– Фрау фон Берг, – проговорила принцесса и лишилась чувств.

Глава 25

Операция прошла благополучно, лицо герцогини порозовело, пульс стал биться сильнее.

Здоровая молодая кровь Клодины, казалось, влила в нее жизненную энергию.

Герцогиня лежала в сладком сне, в комнату сквозь открытое окно веяли ароматы летней ночи; царила полнейшая тишина, слышалось только ровное дыхание больной.