Книга Блондинки начинают и выигрывают - Светлана Успенская

Дитя свободного предпринимательства, Толик обладает характерной внешностью, типичной для героя нашего времени — светло-русый ежик на голове, нависшее над ремнем барабанное пузо, в нижней части которого странным курьезом природы болтается барсетка, где покоится дежурная пачка засаленных купюр самого разного достоинства. Этот мощный затылок, складками наплывающий на шею, мог бы вылепить Роден, одержимый идеей изваять гиганта, борющегося со змеем! Эти выпуклые надбровные дуги сделали бы честь любому гангстеру из голливудского фильма, а непробиваемая теменная кость, казалось, жаждала сразиться с бейсбольной битой, из схватки с которой она, безусловно, вышла бы победителем!

Короче, Толик принадлежал к той весьма распространенной породе людей, которая с десяток лет назад как-то внезапно и одновременно проявилась в нашей стране, будто ученые вывели ее из пробирки, высидели пробную партию в инкубаторе и тут же отпустили на волю, расти и размножаться, — это порода людей типа «мелкий хозяин жизни». Люди такого типа обычно становятся удачливыми предпринимателями средней руки, добровольными активистами подмосковных банд или прилежными партийными функционерами на нижней ступени.

При всем при том, если закрыть глаза на назидательный тон и патологическое самоупоение, Толик был милейшим человеком, с которым можно раз в год посидеть за кружкой пива, поболтать об автомобилях или даже съездить на рыбалку.

Кроме десяти классов средней школы, у него была попытка высшего образования в одном техническом заведении железнодорожной направленности. Эта попытка закончилась примерно ко второму курсу оглушительным вылетом из вуза из-за самозабвенного занятия коммерцией во время учебного процесса. С тех пор новоявленный бизнесмен твердо усвоил, что лучшие университеты — это сама жизнь, и не раз презрительно отзывался о дипломированных сосунках, которые в бизнесе лыка не вяжут, а воображают себе невесть что (камень в мой огород).

Он был разведен уже давно (застукал супругу, подобранную в одной из саун, со своим коллегой по бизнесу в той же самой сауне) и не торопился вновь связать себя узами брака. Ему и так было хорошо. В его ларьках работали скромные и не слишком, красивые и не очень продавщицы. Они все, как на подбор, были сравнительно молоденькие, относительно хорошенькие и, как по заказу, незамужние или разведенные, хотя встречались среди них даже особы с детьми.

Своим работницам Толик платил унизительно мало, но, несмотря на такую зарплату, женщины не спешили уходить от него на другое, более хлебное место. Я долго думал над этим феноменом, пока не понял всю его глубинную суть: недостающую сумму хозяин приплачивал им не в виде премий, не в виде товара, а в виде надежды. Надежды на то, что когда-нибудь он повергнет свое пылкое, но избирательное сердце к ногам одной из них. Причем каждая продавщица надеялась, что именно к ее ногам. Толик заботливо и тщательно поддерживал слабый огонек в сердце каждой женщины. За каждой из них он ухаживал, каждой делал копеечные подарки, спал с ними поочередно — и был несказанно счастлив такой своей участью, почитая себя счастливейшим из смертных.

Изредка ему попадалась какая-нибудь особенно прыткая особа, которая слишком близко подбиралась к его сердцу и его капиталам, мечтая тихой сапой прибрать к рукам вышеозначенные хозяйские ценности. Едва девица заявляла свои претензии, Толик безжалостно расставался с ней, тут же находя на место строптивицы другую, менее прыткую особу. И тут же, не откладывая дело в долгий ящик, принимался выращивать в сердце новой кандидатки химерические мечтания, абсолютно несбыточные и оттого, наверное, особенно сладкие.

Иногда, утомившись ждать исполнения светлых надежд, женщины срывались и устраивали между собой безобразные скандалы с публичными воплями, с выдиранием волос, с причитаниями и обращениями в высшие инстанции (то есть к самому хозяину) в поисках справедливости. Эти скандалы неизменно были предметом пересудов и насмешек самого Толика и его приятелей, в число которых против своей воли был зачислен и я как близкий родственник.

И вот, радушно расставив клешневатые руки, Толик поднялся с дивана и приветственно хлопнул меня по спине — так, что желудок неожиданно подпрыгнул, оказавшись значительно выше пределов, предназначенных человеческой анатомией, и чуть не вылетел через горло.

— А, привет, брателла! — радостно осклабился шурин и еще раз не без удовольствия проделал опасный опыт с моим желудком. — Как дела? Слыхал, чего мои девки опять учудили? Лилька, та, что из Хохляндии, поцапалась с Маринкой из Зарайска. Ну, помнишь, такая крашеная разведенка с золотыми зубами? Раскровенила ей всю морду и выбила золотой зуб. Теперь Маринка требует у нее денег на новый зуб, а Лилька, естественно, посылает ее по адресу.

— Очень познавательно, — устало произнес я, опускаясь на стул. Предстоял вечер утомительного межродственного общения.

— А вообще дела мои ничего, — не слыша, продолжал Толик, — хреновые, прямо скажем, дела. Все дорожает, а народ не больно-то покупать стремится. Только водка и выручает. Не будь ее — все, кранты! Летом дачники валом валят, на одних консервах оборот делаю, а зима — мертвое время, не сезон…

Я соболезнующе покачал головой, принимаясь за ужин. Толик сыто рыгнул (он уже поужинал и, скорее всего, не единожды) и продолжал:

— Но в целом все тип-топ… Даже вот расширяться хочу. Собираюсь строить новый винно-водочный магазин на станции. Чтобы все было как положено — стекло, кафель, белые наколки у продавщиц, форменные халатики, таблички на груди… Если сейчас взяться, к лету как раз успею. А там сезон начнется — отбою от клиентов не будет…

Иришка слушала любимого братца, прилежно подперев щеку кулачком. Кажется, ей было интересно. При словах «бизнес» и «клиенты» она сладко млела и щурила свои непостижимые светло-карие, в темную крапинку глаза. Толик восторженно разворачивал громадье винно-водочных планов, а в моем мозгу плавно и неторопливо текли спокойные мысли, свершая незаметный окружающим путь…

К весне Кеша еще немного отъестся, и наши комплекции сравняются. Закончим повторять среднюю школу… Надо заставить его выучить хотя бы «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», а то недавно спрашивал, кто такой Пушкин, что за эстрадный певец такой… Теперь свое сакраментальное «эта» он стал употреблять гораздо реже, видно, сказывается облагораживающее воздействие школьной программы. Дела идут на лад… К весне примемся за курс «экономики» и «маркетинга», а там… Нет, то, что Кеша хотя бы умеет читать, — это уже безусловная удача! Вот был бы ужас, если бы мне пришлось учить его по складам, как первоклассника Пашку… Впрочем, наш Иннокентий Иванович не так глуп, как кажется на первый взгляд, проскальзывает в нем иногда живая мысль, меткое словцо… Кажется даже, слишком живая мысль и словцо слишком меткое…

К весне как раз все начнется, как раз самое время… Страховую компанию я уже подобрал. Правда, дорого, зато результат обещает быть железным. И потом, надо все провернуть быстро… Чтобы без хлопот, чтобы однажды — и на всю жизнь… Или, может, ну ее, страховую компанию? Поставить Кешу на мое место, пусть вкалывает на благо моей семьи? А иначе, зачем возиться с его учебой?.. Эх, скорей бы…