Книга Темные дороги - Тони О'Делл

Мама смотрела на меня озабоченно, но сочувствия в ее глазах уже не было. Так оценивают противника, принимала боевую стойку.

Мы с ней думали об одном и том же: что происходит, когда человек, которого ты любишь, становится тебе врагом? Уничтожить его и спасти себя? Или на пару отправиться в ад?

– Зачем ты здесь, Харли?

Голос был ледяной. Никогда она не говорила со мной таким тоном. То есть всякое бывало. Она кричала на меня, плакала из-за меня, не спала ночей. Но открытой неприязни не было.

«Что я делаю? – в отчаянии спросил я себя. – На что мне ПРАВДА? Да еще за такую цену? Если мама возненавидит меня, а я – папашу?»

Еще не поздно отыграть назад. Надеются же некоторые запастись всем необходимым, пережить ядерный удар в убежище и жить потом в полной темноте, питаясь консервами и уверяя себя, что все сделал правильно.

– Ты знала, что Мисти забрала твои деньги? – Вопрос сам слетел с моих губ, я и оглянуться не успел. – Тысячу долларов, которые ты отложила, чтобы уйти от отца? Знала, что это она их взяла?

Лицо ее окончательно окаменело. Губы сомкнулись. Она была готова принять удар.

– Они были у нее все время. На прошлой неделе Эмбер нашла деньги в шкафу. Ты знала об этом?

Мама взвесила разные варианты ответа. Я видел, что среди них была и ложь. Но против факта не попрешь.

– Я думала, деньги забрал отец, – медленно проговорила она.

– Он ни при чем. Это все Мисти.

Я немного подождал. Она принялась изучать свои ногти. В полном молчании. Я не верил своим глазам.

– Мама, – напомнил я, – деньги.

Она соизволила взглянуть на меня:

– Надеюсь, они пригодились.

Хитрющий ответ. И хитрости я в маме раньше тоже не замечал.

Чувство полнейшего одиночества охватило меня. На мгновение показалось, что я умираю.

Я поднялся со стула и произнес на удивление спокойно и здраво:

– Чудесно. Не разговаривай со мной. В ответ я прекращаю всякую заботу о твоих детях.

– В каком смысле?

– Не могу больше, – заорал я, ударяя ладонью по стеклу. – Все. Пакую свои манатки и выметаюсь отсюда на хрен. Никто меня не остановит.

Из глаз у меня хлынули слезы. Я их смахиваю, а они не останавливаются.

– Ты же знаешь, что не бросишь их, – проговорила мама бесцветным голосом, как дикторша, объявляющая погоду.

– Почему нет? Ты же бросила.

– Что ты несешь?! – сорвалась на крик мама. – Я специально, что ли? Ты оглянись вокруг. Это не горный курорт. Это тюрьма.

– Тебе здесь нравится.

– Харли. Ты порешь чушь.

– Я не люблю их! – опять завопил я. Если слова проявятся в воздухе, значит, это правда. – У меня нет перед ними никаких обязательств. Я им брат, а не отец. Это не мое дело.

– Ты любишь их, – возразила она, – только твоя любовь проявляется на расстоянии. И не любовь заставляет тебя остаться с ними.

– Что же тогда?

– Ты знаешь, где твое место.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Это оскорбление или высочайший комплимент, какого только может удостоиться мужчина? Я не мог понять, что выражает ее лицо. Лицо единственного человека, которому я верил.

Она глубоко вдохнула и взяла себя в руки. Неторопливо, точно старушка, откинулась на спинку стула. Закрыла глаза.

– Ну хорошо, Харли. Мисти взяла деньги. Что еще тебе сказать? Это была моя заначка, чтобы уйти от мужа. Это ты уже знаешь. – И провела ладонями по щекам, словно пытаясь стереть что-то липкое. – Пожалуй, к тому и шло, чтобы их взяла Мисти. Она знала: я собираюсь уйти. Не понимаю, как она пронюхала. Сама мне сказала: ты хочешь забрать меня от него. Так она выразилась. Про остальных она не упоминала. Только про него и про себя. Словно я ей соперница.

Она замолчала. «Не сказала ли я лишнего?» – говорило ее лицо.

Меня обдало холодом. Почему-то вспомнился изувеченный, окровавленный трупик белого котенка на молодой весенней траве. Он был у нас так недолго, что я даже не запомнил его имени. Что-то неизбежно-предопределенное. Снежок. Пушок. Барсик.

МАРКИЗ – прочел я у мамы в глазах. Серебристыми буквами. Так звали котенка.

Я опустился на свой стул. Опыт научил меня: бестрепетно встретить кошмар помогает не смелость, а равнодушие. Оцепенение.

– Что произошло между отцом и Мисти? – спросил я.

Глаза у мамы сделались матово-серые, словно гранит, обработанный пескоструйной, – высекай что хочешь. Любые ужасы.

– Ты мне обязана, – прохрипел я.

– Обязана тебе? – Голос мамы дрожал на грани истерики. – Чем?

– Как ты можешь? Ты, моя мать?

– И что с того? Я обязана любить тебя? Чувствам не прикажешь. Они проявляются помимо твоей воли.

– О чем ты говоришь? – Мне стало страшно. – Что у тебя ко мне ничего не осталось?

– Я сделала все, что могла, Харли. Постарайся понять. Я сделала все, что могла, чтобы быть тебе матерью. У меня не вышло.

Она согнулась пополам, будто от удара. А когда подняла голову, лицо ее было залито слезами. Сквозь слезы пыталась пробиться улыбка. Совсем как после ссоры с папашей. Она вызвала у меня знакомое тягостное чувство – смесь жалости и омерзения. Именно такой отклик у меня находили ее необычная любовь и самопожертвование.

– Что произошло между отцом и Мисти? – упрямо повторил я.

Пусть скажет правду. Пусть подтвердит то невероятное, о чем нельзя говорить. Что папаша получил по заслугам. Что у нее есть оправдание. Что на мне самом лежит не такая уж большая вина. Она убила его из-за Мисти. А не потому, что он колотил меня.

Но почему это окружено такой тайной? Бессмыслица какая-то. Вспомнилось, как адвокаты перешептывались, мол, если бы имело место сексуальное насилие, приговор был бы не такой суровый. И оба смотрели на маму, словно голодные на кусок пирога, которому не помешало бы оказаться побольше.

– Я ничего такого не видела, – всхлипнула она.

– А ты отца спрашивала? – На середине фразы у меня сел голос.

Она смахнула слезы и грозно взглянула на меня:

– Как ты можешь задавать такой вопрос, Харли?

– А с Мисти говорила?

– Как ты можешь задавать ТАКОЙ вопрос, Харли?

Я смотрел прямо перед собой. Наши с мамой отражения в стекле сливались.

– Так ты ничего не знала наверняка?

Она молчала.

– Только Мисти знала все наверняка, – продолжал я.

КЛЕВАЯ – промелькнули у меня перед глазами зеленые волнистые буквы.

– Это Мисти убила папашу, – произнес я бесцветным голосом.