Книга Мужчины и женщины существуют - Григорий Каковкин

— Все правильно, люди не знают, откуда берется любовь, где ее можно найти. Все правильно, Тулупчик. Любовь надо искать…

35

Еще в лифте, поднимаясь на редакционный этаж, Вольнов услышал звонкое учащение собственного пульса. У него так бывало, когда на футбольном поле он предчувствовал приближающийся проигрыш, и даже не по счету, не по ходу игры, а неким внутренним взглядом видел будущую атаку противника, оплошность защиты и растерянность вратаря, — сердце бешено билось. Плотно зажатый людьми в широком офисном лифте, кивком головы, движением век здороваясь со знакомыми журналистами, он уже знал, что день будет необычным, тяжелым и длинным. На этаже, на выходе из лифта, к нему обратился парень из отдела писем:

— Ты уже слышал?

— Нет, а чего?

— Зайди к главному.

Вольнов вошел в огромный зал и увидел, что большая часть сотрудников редакции стоит у стеклянных дверей кабинета главного редактора. Вольнов заметил, что место, куда он два дня назад забросил флешку с документом от Тулуповой, пустует. Ни книг, ни бумаг, ни компьютера на рабочем столе не было, только крепко приклеенный розоватый и покарябанный ангел на стекле остался. Так бывает, когда сотрудник увольняется и забирает свои личные вещи из всех ящиков, но компьютер должен был остаться на месте.

“Почему его убрали?”

Бросив портфель на стул около своего рабочего места, Николай Вольнов направился к главному. Около кабинета он спросил выпускающего редактора Игоря Макарова, что происходит, почему народ не работает.

— Нас хотят закрыть. Пущены все силы.

— Кто сказал? Почему?

— И я не знаю почему. Но это же не просто так? Просто так ничего не бывает.

— Что не просто так?

Макаров пожал плечами.

Дожидаясь, когда из кабинета редактора выйдут лишние люди, Вольнов понял, что произошло. Катя Шакроборти из отдела общества, шумная, туповатая, вздорная девица — модница и богачка, недавно развелась с мужем швейцарцем и, наконец, уволилась. Но в последний рабочий день нашла флешку с документом от Тулуповой, которую Вольнов, оказывается, именно ей подкинул в стол, — выгребала свои вещи из ящиков и наткнулась. Решила проверить, что там записано, — открыла файл и позвала всех смотреть. Кто-то, может быть, в это время уже себе скопировал, никто не знает. Примчался на работу главный редактор — она к нему с криками и угрозами: это козни против нее, подбрасывают, выживают, хотят во что-то впутать. И вот уже все обсуждали тайный смысл найденного файла. Вольнов, улучив момент, пробился к главному, своему товарищу, нормальному, сердечному, простому парню, лет уже под пятьдесят, опытному, но довольно трусливому.

— Коля, что ты думаешь об этом, а? — набросился на Вольнова редактор. — Это провокация или… У нее еще двойное гражданство, ты понимаешь? Она гражданка другой страны, была бы Дуней Ивановой и черт бы с ним… Как у нее такой документ оказался! У нее! Именно у нее. Я ее увольняю и… вдруг…

— Я думаю — это чистая случайность. Если бы, как ты думаешь, через нее кто-то пытался нас слить, она бы и не показывала файл всем. Зачем ей надо? — пытался развернуть понимание ситуации Вольнов, но логика уже была безнадежна разрушена.

— Это не может быть просто так. Опубликовать мы это не можем, мне это просто никто не даст. Раз. Тираж арестуют — два. Типографию опечатают, меня выкинут. Я думаю, что они это специально подбросили мне, чтобы я клюнул, заглотнул их наживку. А я — не буду! И все! И еще фээсбэшников бдительно вызову, пусть разбираются, как это у нас оказалось. Надо сказать в редакции, чтобы все молчали, если работать хотят.

— Надеюсь, ты еще не позвонил в ФСБ? — настороженно спросил Вольнов, но интонации главным редактором в таком состоянии уже не читались.

— Нет. Но в Кремле такие люди работают! Мирзоян, Смирнов, Хирсанов — такие люди есть, я узнал. Есть! — и главный редактор широко развел руками. — Есть!

— А может, все забыть и к черту!

— Коля, сразу видно, что ты не теми видами спорта занимаешься. Политика — это не биатлон — тут настоящие патроны. Коля — это меня кто-то проверяет. Может, учредители? Может, еще кто? Я не знаю! Ты понимаешь, что они хотят? Они хотят разделить элиту на части, весь компромат сложить в Кремле, в одном большом чемодане, и начать игру с ничейного счета. Снова: ноль — ноль. Ты представляешь, какая может начаться утечка капитала! Да все побегут. Рынки могут обрушиться — это же перспектива полного передела собственности и правил игры! И кто-то через нас организовывает слив… Кто?! Почему через нас?

— Не знаю, — сказал Вольнов, понимая, что ситуация уже не может быть никак исправлена ни его признанием, ни логикой, ни трезвым расчетом, ничем. — Но я бы не суетился. Может быть, это вообще липа?

— Какая липа! — возмутился редактор.

Любые аргументы Вольнова еще больше убеждали, что это заговор, хитроумная комбинация, а он — мишень. Если опубликует — снимут; не опубликует, начнет советоваться — спросят: откуда это у тебя, на кого работаешь? По нескольку раз в разговоре с Вольновым он прокручивал эту, как ему казалось, безвыходную ситуацию.

Вольнов вышел от главного с настоятельной его просьбой заполнить сегодня газету спортивным материалом под завязку и не лезть с советами, потому что в большой игре спортивный журналист ничего не понимает. Вольнов подумал про главного — “это был твой шанс”, дошел до рабочего стола, осматриваясь, достал диск с записью документа, повертел в руках и положил на видное место, теперь такой диск мог быть у любого. Он видел, что через час редактор собрал у себя отдел политики в полном составе, всех замов, ответственного секретаря и долго решал, что делать. Ближе к концу рабочего дня, когда Вольнов сдавал написанные материалы по спорту в номер, в редакцию приехали два человека в отглаженных серо-синих костюмах с простыми незапоминающимися лицами и долго разговаривали с главным и нашедшей флешку Катей Шакроборти.

Вольнов был даже доволен, что все события теперь развиваются без него. Вопрос о том, что делать, был передан в руки судьбы — время работало отдельно от людей и смысла. Он думал, что если залезут на сервер и смогут узнать, откуда пришло письмо, то его вызовут, а нет — так нет, он останется ни при чем. Широкая огласка, которую получил файл, успокаивала: все-таки журналистское сообщество не даст ему пропасть, если вдруг что. Время, будто переданное кому-то в бессрочную аренду, раскручивало эту историю уже самостоятельно, независимо от него. Вольнов хотел позвонить Тулуповой и рассказать о том, что происходит, начал было искать телефон в записной книжке, но сразу не нашел. Надо было заходить на сайт, смотреть переписку, отыскивать его там, но редакция гудела, как разбуженный улей, и ему не хотелось, чтобы его видели блуждающим на сайте знакомств. Он заметил, как главный пошел провожать ребят из Конторы к лифту, как в его фигуре, в сдержанных жестах прочитывался безотчетный страх, читающийся так же легко, как в букваре алфавит. Вольнову стало стыдно за себя, потому что и он, оказывается, два дня назад был прижат и прибит точно таким же страхом. Ему так же хотелось сохранить то, что есть, то, что есть у него сегодня, сохранить свое, а остальное — забыть, вычеркнуть. Он долго не думал — набрал мобильный телефон жены и все.