Книга Simple Storys - Инго Шульце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что Данни?
– Я правда думала, что она убежала от своего Эдгара… только для того, чтобы переехать к тебе, я и сейчас так думаю. Потому-то она и остригла свои волосы – ей казалось, тебе так больше понравится… Да и эта Холичек в своем прозрачном халатике… Она определенно с тобой заигрывала. Ты заметил, как она покраснела, когда я упомянула о несчастье с Андреа, видел, как расширились у нее зрачки? Ненормально, когда человек с твоими данными… Пит – он совсем другой. – Мартин засмеялся. Она потянула к себе его руку. – Пит по крайней мере пытается. Ты же и этого не делаешь. А ведь на свете нет ничего прекраснее, чем быть влюбленным, абсолютно ничего!
– Знаю, – сказал Мартин.
– Ты находишь меня нелепой? Да, я не переношу металл, из которого сделана эта сережка. Но любовь – небесная сила, так он всегда говорит. Высказывание вполне в твоем духе, нет?
– Кто так говорит?… А, понял…
– Оставь Эрнста там, где он есть, Мартин. Ты не представляешь, какую обузу собираешься повесить себе на шею. Кому ты тогда будешь нужен? Чтобы добровольно привязать к собственной ноге такую колоду!.. Да перестань же беспрерывно смеяться! – Она еще крепче вцепилась в его руку. – Ты собираешься поселить его в комнате Тино – или где? Послушай, мы же не фамильный клан, не большесемейная община каменного века… – И опустила голову на плечо Мартина.
– Может, я скоро женюсь, – сказал он, когда они проходили через ворота.
– Ты не шутишь?
– Нет. Давай посидим вон там. – Мартин показал на крытую автобусную остановку напротив въездных ворот. Они перешли на другую сторону улицы.
– Ну вот, – сказала Рената Мойрер и потянула его дальше.
– Ты куда? – спросил он.
Она выпустила его руку. Он остался стоять на остановке. Она же опять шагнула на проезжую часть улицы. – Я думаю, автобус придет не раньше…
– Мама! – крикнул Мартин, когда она замахала рукой. Машина, красный четырехместный «ауди», притормозила, но тут же снова набрала скорость и умчалась прочь.
– Не надо! Давай лучше подождем! – Мартин наклонился за бумажным комочком, упавшим ему под ноги.
– Хочешь пари? – крикнула Рената Мойрер, не оборачиваясь и не глядя на сына. – Пари на любых условиях, что следующая остановится? – Она медленно пошла вдоль кромки тротуара, махнула рукой и, пристально глядя на подъехавшую к ней темно-синюю машину, шепнула в окошко: – Пожалуйста, я вас очень прошу!
Как Кристиан Бейер клялся в том, что Ханни неправильно его поняла. Внезапно все меняется. Удрученный предприниматель и коррумпированный чиновник. Только потому, что отсутствуют доказательства… Закрыть глаза – и, может, даже получить удовольствие… В ночной тишине мчится поезд.
– Неправда, – сказал Бейер. – Это неправда. Ханни, успокойся, прошу тебя! – Он бросил свой плащ на диван.
– Ну же, Ханни, перестань плакать! Для этого нет никаких оснований, абсолютно никаких. – Он снял пиджак и повернулся к ней. Она в своей черной накидке остановилась на пороге в комнату, сдвинув коленки и ступни, зажимая рот рукой.
– Могу только повторить тебе, что это неправда, что ты совершенно неверно меня поняла. Вот и все. Хватит.
Сумочка все еще болталась на сгибе ее левой руки.
– Ты ошиблась! Сколько раз тебе повторять! Это мне следовало возмутиться и устроить здесь сцену, потому что ты подумала обо мне такое. Перестань, слышишь. Почему ты мне не веришь?
Хотя Ханни и прикрывала рот рукой, ее рыдания стали громче. Она отступила на пару шагов, повернулась, и сумочка упала на половик в коридоре. Ханни нырнула в ванную, захлопнула за собой дверь и заперлась изнутри.
И сразу Бейер услышал, как она открыла кран умывальника, одновременно спустив воду в толчке. Он поднял сумочку, сдвинул в сторону телефон и маленькую настольную лампу, положил сумочку на освободившееся место.
Потом достал из кармана пиджака сигареты и спички. Прежде чем сесть, подцепил пальцем стоявшую на стеклянном столике пепельницу и притянул ее поближе к дивану.
Бейер спросил себя, какой галстук на нем сейчас. В последнее время все чаще случалось, что он не мог вспомнить чье-нибудь имя или то, что он сам делал в один из дней на прошлой неделе. Как будто в тот день в кабинете главного редактора сидел не он, Бейер, а кто-то другой… Его пальцы нащупали узел, спустились вдоль матерчатой полоски вниз и приподняли кончик галстука. Этот – синий с желтыми кубиками – ему не особенно нравился. Но не носить же вечно один и тот же!
Тут он снова подумал о Ханни, о ее дрожащем подбородке и о крике, который начался как вздох, как стон. Он щелкнул по донышку пачки «Мальборо-лайтс». Чиркнул спичкой. И, опершись локтями о колени, закурил.
Бейер взял телевизионный пульт и включил первую попавшуюся программу. Индексы Dow Jones и DAX.[48]опять поднялись. За каждый доллар теперь приходится выкладывать на сорок пфеннигов больше, чем даже во время его нью-йоркского путешествия. Он положил сигарету на край пепельницы и поднялся. Перед дверью ванной комнаты присел на корточки и заглянул в замочную скважину. Но, кроме расплывчатого светлого пятна, ничего не увидел – ничего шевелящегося.
– Ханни, – позвал он. – Ханни? – Вода по-прежнему лилась в раковину. Ханни, наверное, открыла кран до упора. Он, опустив голову, подождал несколько секунд и потом вернулся к дивану. Еще раз затянулся сигаретой, погасил ее и откинулся назад, распластав руки по спинке и затылком коснувшись ее верхнего края. От соприкосновения затылка с холодной кожей ему стало зябко. Даже по ляжкам пробежали мурашки.
Бейер смотрел на потолок и на сувениры, украшавшие верхнюю полку мебельной стенки. Он долго разглядывал пузатую деревянную флягу, которую когда-то купил в Пловдиве, и пытался догадаться, как с помощью циркуля мастер размечал будущий растительный орнамент. Рядом с флягой стоял бело-голубой румынский кувшин, место которому, собственно, было на кухне, но там он не подходил к настенному шкафчику. Латунный подсвечник Бейеру подарили дети соседки, уже после ее смерти, в благодарность за то, что он несколько раз, когда у нее случались ночные приступы, ездил на своей машине в дежурную аптеку. Семь красных свечей, уже наполовину сгоревших, покрылись слоем пыли. Дальше направо ряд продолжали белая шарообразная ваза, с края которой свешивался пестрый бумажный фонарик, стеклянный кувшин со свинцовым носиком и свинцовой же крышкой и, наконец, настоящий громкоговоритель. Бейер закрыл глаза. Правой пяткой он сбросил ботинок с левой ноги, хотел было сбросить и с правой, но побоялся запачкать носок…
Бейер очнулся. Дверь в ванную была теперь открыта. Он не знал, давно ли перестала течь вода. Ханни стояла с перекинутой через руку накидкой, держа на двух растопыренных пальцах свои туфли. Она выдвинула нижний ящик гардероба и убрала лодочки туда. Потом долго расправляла на плечиках накидку.