Книга Год маркетолога - Игорь Симонов

Глава восемнадцатая

Новый год я встретил вместе с мамой, с которой последнее время виделся нечасто. Она, конечно же, поохала немножко по поводу моего расставания с Ириной, видно было, что ей очень хочется подробностей, и я сочинил для нее небольшую новогоднюю сказку – мое безумное увлечение юной красавицей, отчаяние Ирины, мое раскаяние, невозможность компромисса.

– Да, такой же, как твой отец, – с легким осуждением улыбалась мама, у которой знание жизни последние годы ограничивалось исключительно телевизионными сериалами, – ему бабы всю карьеру испортили и тебе испортят. Ведь он мог бы знаешь кем стать, твой отец? Но Ирина какова! Я, конечно, уважаю ее поступок, я понимаю ее, как только женщина может понять женщину, но рушить семью из-за мимолетного увлечения? Хочешь, я позвоню ей?

– Нет, мама, не хочу. – Я представил себе на секунду телефонный разговор людей из разных эпох: слова вроде говорят знакомые, а друг друга все равно не понимают.

– Главное сейчас, Костя, работа, с работой-то все в порядке. Сейчас ведь, я слышала, даже увольняют людей. У вас на работе как, увольняют? Это ужасно, когда увольняют, у людей же семьи, некоторые взяли эти, как их, кредиты... там есть еще какие-то проценты, мне Наташа объясняла, это просто ужас какой-то. У тебя нет кредитов?

У меня не было кредитов, с работой тоже все было хорошо, предполагалась, возможно, длительная командировка за границу. «Новогодний огонек» по первому каналу был, как обычно, ярким и жизнерадостным, а президент спокойным и уверенным в себе, так что особых причин для беспокойства у моей мамы не было, – но к ежедневным сериалам в разговорах с домработницей Наташей теперь прибавилась и моя вполне житейская драма....

Еще перед Новым годом я отправил Насте поздравление, не рассчитывая получить ответ, но получил – тоже поздравление, не предполагавшее, впрочем, продолжения общения. Или опять я не прав – надо было проявить настойчивость, но зачем, когда я сам не знал, чего хочу... И постепенно я погружался в апатию, в которой моими спутниками были книги, фильмы, чемпионат Англии по футболу и еда из близлежащих ресторанов и кафе – тех, что не закрывались на новогодние каникулы.

Странное время – посленовогодняя неделя в почти бесснежной, но холодной и продуваемой ветрами Москве. Все, кто мог уехать, уехали, даже те, кто по приезде обнаружит, что лишился работы, все равно уехали, кафе, где я привык завтракать, было закрыто, и даже в ресторанах знакомые официанты встречали меня укоризненным взглядом: «А ты что здесь делаешь?». Появились шутки про кризис и антикризисные скидки. Все было как будто не всерьез, как будто специально устроено таким образом, чтобы, вернувшись домой, я имел возможность вытащить еще одно колечко из цепочки, соединявшей меня с прежней жизнью. И в этом смысле середина января, когда город стал заполняться отдохнувшими, но встревоженными жителями, ничего не изменила для меня – за две недели нового года я разобрался и в своих финансах, и в своих намерениях на ближайшее время.

Маркетолог – очень общественная профессия, и за последние годы я растратил себя на бесконечные разговоры о том, как с наибольшей выгодой для совершенно посторонних людей продать никому не нужные товары. И достаточно в этом преуспел, что можно было при желании занести в актив. Но баланс все равно не сходился, потому что слишком был велик пассив. У меня не было злости ни на Ирину, ни на Андрея, ни на вчерашнюю проститутку, которая ни с того ни с сего решила вести себя как звезда шоу-бизнеса, заехавшая ко мне на бокал вина после концерта. Превалирующим чувством было глубокое разочарование в самом себе. Спроси меня кто-нибудь год назад, я бы ответил, что считаю себя абсолютно счастливым человеком, ответил бы не сомневаясь и совершенно уверенный в том, что есть у меня к этому все основания. И если этот последний год пролистать назад, то не случилось со мной ничего такого, что делает человека несчастным. Все события были вполне заурядными с точки зрения любого взрослого человека: меня не брали в заложники, близкие мои, слава Богу, живы и здоровы, я не разорен, дом мой не разрушен в результате прямого попадания противотанкового снаряда, и тем не менее не оставляет мысль о том, как инфантилен и хрупок мир, в котором мы устроили свою жизнь. Так же хрупок, как домик глупого поросенка, построенный то ли из веток, то ли еще из чего с надеждой пересидеть в нем природные катаклизмы. И сам я не умнее этого поросенка, раз всерьез мог считать, что жизнь, состоящая из презентаций, кофе-брейков, маркетинговых и финансовых совещаний, в результате которых появляются деньги, а с ними всякие дорогостоящие игрушки, включая и абсолютные человеческие подобия, – это и есть настоящая жизнь. Постоянно смеясь над инфантилизмом американцев, мы и не заметили, что практически перестали отличаться от них в том, что называется человеческими ценностями. Как маленькая девочка, окруженная куклами со всеми кукольными принадлежностями и увлеченная примирением куклы Джессики и куклы Терезы, не замечает родительской ссоры в соседней комнате (ну, может, останется темное облачко на периферии сознания), так и мы, увлеченные своими взрослыми играми и игрушками – покупкой нового телефона, компьютера, автомобиля, дома, яхты, самолета, интригами и интерпретацией начальственного голоса и взгляда, метаниями между теннисом и йогой, женой и любовницей, – не замечаем того, что происходит в реальном мире, который только и можно увидеть, выключив экран телевизора и компьютерный монитор. Мы не выходим из подросткового возраста. Наше взросление заканчивается половым созреванием. И чтобы мы не забывали о подростковых страхах и комплексах, нам регулярно напоминают о проблемах кишечника, простаты и потенции и демонстрируют, как далеки мы от идеальных, то есть смоделированных образцов человеческих самцов и самок. Далеки до такой степени, что лучше и не пытаться покрыть эту разницу ни за обещанные четыре недели, ни за четыре года, а сдаться сразу и выбрать что-нибудь среднее. Для среднего рода идеальных образцов пока не придумали. Его оставили нам как разрешенную лазейку.

Как ни далеки были от меня всегда теории заговоров, последние недели я не мог отделаться от мысли, что и само по себе общество потребления есть не причина происходящих с нами необратимых изменений, а следствие неспешных разговоров лет сорок назад под шум океанского прибоя на террасе роскошнейшей виллы, удивительным образом вписанной знаменитым архитектором в скалистый пейзаж крошечного острова где-нибудь на Карибах. После хорошего ужина, полюбовавшись солнечным закатом под коньяк и сигары, почему бы и не порешать судьбы мира. Всем уже очевидно, как нелепы, кровавы и разрушительны попытки так называемых радикалов что-либо изменить в окружающем мире. Если кто-то еще не понял, пусть они убьют милейшего премьер-министра, а может, и двух, этого добра не жалко. Тогда от них отвернутся даже самые либерально настроенные интеллигенты. Их не будет поддерживать никто, пока они не понадобятся снова, чтобы кого-нибудь напугать. Остается, однако, целое поколение, у которого в комнатах висят плакаты с изображением Мао и Че. «Но вы же не думаете, что они всерьез изучали труды Мао?» – «Да нет, никто так не думает». – «Перестаньте преследовать их лидеров, это самое глупое, что вы делаете. Гораздо проще их купить. Издавайте их книги, предоставьте им кафедры университетов. Скоро их перестанут слушать и читать. Они интересны, пока находятся под запретом. Сколько можно повторять одну и ту же ошибку – перестаньте их травить, лучше приглашайте на ток-шоу. И тогда, наконец, мы сможем отделить идеологию, которая нужна сотням, от того, что действительно нужно миллионам. Чего они хотят? Make love, not war, flower power[56], секс, наркотики, рок-н-ролл? Так дайте им все это. Мы понимаем, что наркотики вредны для здоровья, а революции, что, полезны? Да и музыка эта ужасная, ну так предложите им другую, другие книги, другие фильмы. У нас в руках все, неужели мы не можем воспитать одно поколение, вполне принимающее правильную систему ценностей? Имея ресурсы, которые мы имеем, всего-то нужно постоянно понижать планку. Начиная от фестивалей и заканчивая детскими книжками. Да, они какое-то время будут сопротивляться, никто и не говорит, что будет легко, но в результате мы получим потребителей, управляемых до такой степени, какая не снилась ни одному тоталитарному режиму. И им можно будет продать все что угодно. Главное – не забывать понижать планку. Например, для этого очень хороши любые семейные передачи и семейные фильмы, где добро всегда побеждает зло и всегда есть возможность выиграть миллион. Семейные программы – великое оружие, потому что в них не дети поднимаются до уровня взрослых, а взрослые опускаются до уровня детей. Вот вы любите своих внуков? А вы станете вместе с ними два часа смотреть фильм про хромую собаку? И я нет».