Книга Мятежная весна - Морган Родес

Его лоб прорезали морщины. Казалось, ему не хотелось вслух говорить о том, что было у него на уме.

– Магнус, скажи мне! Что случилось?

– Сегодня – важный день, Люция. На самом деле я усматриваю немалую иронию судьбы в том, что именно сегодня ты к нам вернулась. Вернулась ко мне…

– А что такое сегодня должно произойти?

– Сегодня моя свадьба.

У нее так и открылся рот. Потом она завозилась и села, подоткнув многочисленные подушки.

– Как так? И на ком же ты женишься?

Он стиснул зубы:

– На принцессе Клейоне Беллос.

Люция ушам своим не могла поверить.

– Это же чистой воды брак по расчету!

Магнус бросил на нее косой взгляд.

– Да что ты, – хмыкнул он. – Как можно. Отняв ее королевство и пустив прахом всю ее жизнь, я самым естественным образом втрескался в нее по уши… Конечно, по расчету, а как же еще!

Ее брат – нареченный принцессы Клейоны, золотой принцессы Ораноса! С ума сойти, что творится!

– И ты, по-моему, не слишком доволен.

Магнус потер лоб, как если бы сама эта мысль причиняла ему боль.

– А я должен быть в восторге оттого, что меня венчают с девчонкой, которая меня ненавидит? К которой я сам ничегошеньки не чувствую? И все это лишь ради того, чтобы наш отец прочнее сидел на троне? Знаешь, недоволен – это весьма мягко сказано.

Несмотря на первоначальное потрясение, Люция вполне понимала политическое значение подобного брака. Однако происходившее все равно выглядело глубоко неправильным.

– Он, может, и король, и твой родитель, – сказала она, – но все-таки он тебе не господин, а ты – не раб. Откажись!

Ответом ей был долгий взгляд принца.

– Ты в самом деле хочешь, чтобы я отказался?

– Магнус, я тут ни при чем. Это твоя жизнь и твое будущее.

По его лицу вновь прошла судорога боли. Не такого ответа он от нее ждал.

Воспоминание о том, как он признался ей в давней и глубокой страсти, как вырвал тот поцелуй, заставило ее внутренне содрогнуться.

– Ничто не изменилось для нас, Магнус, – прошептала она. – Прошу тебя, пойми это.

– Я понимаю.

– В самом деле понимаешь?

– Да.

Он не выговорил это, а прошипел.

В их жилах не текло общей крови, но для нее Магнус был братом во всех смыслах. Питать к нему какие-то иные чувства, кроме сестринских, было просто немыслимо. Тот его поцелуй внушил ей лишь отвращение.

А вот когда ее целовал Алексиус…

– Не плачь. – Магнус протянул руку и бережно вытер слезы, бежавшие у нее по щекам. Сама Люция только тут их и заметила. – Мне придется жениться на принцессе Клео. Другого пути нет.

– Тогда прими мои самые лучшие пожелания, брат мой…

Он вздрогнул: выбранные ею слова ранили его. Она страшно разочаровала его, но что она могла сделать? Не в ее воле дать Магнусу ту любовь, на которую он, похоже, надеялся.

И никогда этого не будет.

Люция оттолкнула его руки и снова повернулась в сторону балконной двери, высматривая хоть какой-нибудь след присутствия золотого ястреба. Вот бы Алексиус поскорей посетил и направил ее! Вот бы опять увидеть его!

Хоть когда-нибудь… Хоть каким-нибудь образом…

Клео

Оранос

Настал день бракосочетания Клео, который также должен был сделаться днем смерти короля Гая.

«За тебя, Мира! – думала принцесса. – Сегодня он кровью заплатит за все свои злодеяния!»

В ее душе пылал огонь. Сегодня свершится ее месть.

Однако покамест две лимерийские фрейлины так тянули и дергали ее волосы, что Клео хотелось разреветься, как маленькой. Она вовсе не чувствовала себя будущей королевой.

– И почему нельзя просто распустить их? – ворчала она.

– Король велел заплести их именно таким образом, – высокомерно объяснила Дора. – И если вы будете все время так вертеться и ерзать, мы никогда не закончим!

В итоге Клео была вынуждена сознаться: король вмешивался в каждую мелочь, но весьма по делу. Ей необыкновенно шла такая прическа: уйма тоненьких косичек, уложенных сложным узором. Тем не менее носить это было противно. Клео было противно все, что имело отношение к свадьбе. Когда слуги помогли ей облачиться в несравненно красивое, но совершенно неудобное платье работы мастера Лоренцо, на душе сделалось еще гаже. Мастер самолично приехал во дворец снимать с нее мерки на другой же день после ее возвращения из Диколесья. Он бесконечно и униженно извинялся за своих белошвеек, стакнувшихся – конечно, без его ведома! – с бунтовщиками. Девчонка-предательница исчезла бесследно, но Лоренцо клялся, что непременно вызнает о ее местонахождении – и немедля сообщит королю.

По мнению Клео, та швея была не то чтобы предательницей или мятежницей, скорее – обычной простушкой, готовой на любые подвиги ради молодого красавца вроде Йонаса Агеллона.

Йонас…

Подвенечное платье мерцало и искрилось даже в скудно освещенных покоях Клео, столько на нем было переливчатых граненых камней. И весило оно, должно быть, почти столько же, сколько сама невеста. Элена и Дора самым безжалостным образом затянули корсаж, так что она едва могла вздохнуть.

За все полторы недели от Йонаса не было вестей. Он никак не подтвердил своих планов напасть на храм во время венчания. Клео изо всех сил пыталась не волноваться.

Действительно ли она ему доверяла? Но был ли у нее выбор?

Йонас собирался сделать это ради Пелсии. Ради избавления своего народа. Мало ли что они с ним поцеловались, он сделает это отнюдь не ради нее.

«Вот бы ты сейчас посмеялась надо мной, Мира! – думала она. – Поцелуй с вожаком пелсийских мятежников случился неделю назад, даже больше, а я его во всех подробностях помню. Так, словно он произошел только что. Все бы отдала, лишь бы ты вошла сюда и я могла все с тобой обсудить!»

Пока девушки причесывали ее, она разглядывала себя в зеркале. Внимание то и дело привлекал блеск лилового камня в перстне на пальце. Если хочешь что-нибудь понадежнее спрятать, помести это на самом виду! Сердце, правда, отчаянно колотилось. Но поскольку она понятия не имела, чем мог кончиться этот день, лучше пускай кольцо будет при ней. Как-никак это самое ценное и святое, что у нее вообще было на свете.

Вот в зеркале появился Ник, с самым мрачным видом возникший на пороге. Клео ни разу не видела его улыбки с тех самых пор, как рассказала ему об участи Миры. У принцессы сердце разрывалось при виде боли, написанной на лице друга. Кажется, он думал, что не подоспел защитить сестру в те мгновения, когда она всего более в нем нуждалась. Зато Ник поклялся, что скорее умрет, чем однажды подведет Клео.