Книга Парижские письма виконта де Лоне - Дельфина де Жирарден

Но это еще не все; перечень наших врагов с каждым днем становится все длиннее; вот и элегантные охотники из «Союза» тоже недовольны нашими невинными и незамысловатыми шутками; они утверждают, что мы портим им праздник, и, будь это им по силам, тоже натравили бы на нас своих зверей; на беду, звери у них очень непослушные; дрессировке они поддаются плохо, и мы еще долго сможем чувствовать себя в безопасности. Впрочем, в последний вторник охота прошла на редкость удачно: лишь только оленя выпустили, он помчался, как стрела, и продержался два с половиной часа — удача неслыханная; вот мы и объявляем с чистой совестью, что охота прошла блестяще — ибо это правда. Положа руку на сердце, господа: когда олень, вместо того чтобы, убегая от собак, мчаться по полям, разворачивается и начинает отважно сражаться с ними, словно осел во время травли, можем ли мы утверждать, что охота прошла удачно? Увы, не можем; все, что мы можем сделать в этом случае, — это сказать, что травля прошла очень увлекательно. Когда олень, сделав два или три грациозных прыжка, ныряет в пруд и плавает там два или три часа, а охотники тем временем прогуливаются верхами вдоль берега; когда дичь приходится вылавливать из воды удочкой или вытаскивать сетью, можем ли мы утверждать, что охота прошла блестяще? Право, не можем; все, что мы можем сказать в этом случае, не погрешая против истины, — это что рыбная ловля прошла весьма успешно! В самом деле, всякий рыбак согласится, что поймать сетью матерого оленя — редкостное везение![301]

Итак, мы не станем говорить о развлечениях «Союза», как и обо всех других парижских забавах, ничего, кроме правды; мы отдадим справедливость ловкости охотников, их добрым намерениям, их элегантности; мы скажем, что они превосходно держатся в седле, отлично стреляют из пистолета, мастерски владеют шпагой, а многие из них еще и отличаются острым умом, что для охотника — большая роскошь; мы признаем, что их красные фраки прекрасно сшиты, а лошади восхитительны. Но мы скажем им также, что их лисы, лани и олени выдрессированы очень скверно и что если животное, за которым охотятся, не блещет дикостью, оно должно по крайней мере отличаться хорошим воспитанием.

Истина, безжалостная богиня, сколько горестей ты нам приносишь! Что заставляет нас поклоняться твоим пустынным алтарям? Во имя тебя с утра до вечера мы только и делаем, что раздражаем ближних и дальних; ради тебя становимся пугалом для толпы; все, кто боится света правды, проклинают наше имя; твой факел в наших руках для них хуже смерти. О! забери же назад этот гибельный факел! или сделай так, чтобы он служил нам защитой, чтобы он озарял нашу мысль и делился с нею блеском; чтобы он просветил всех, кого мы огорчаем, и внушил им, что мы действуем твоим именем, что нами руководствуют не злоба и не зависть, что мы повинуемся только твоим приказам, что ты одна отвечаешь за наши речи, направляешь нашу руку. Молим тебя, о справедливая богиня, пролей на нас свой свет, и пусть свет этот послужит нам оправданием!

Но как быть правильно понятым, если говоришь от имени истины? Стоит нам кого-то похвалить, нас тотчас спрашивают: «Господин Такой-то вам друг?» — «Ничуть, я с ним не знаком». Стоит нам подвергнуть кого-то критике, у нас тотчас осведомляются: «Господин Такой-то вас сильно обидел?» — «Ничуть! И вообще я очень высокого мнения о его таланте». — «Но вы ведь сказали, что его последнее сочинение дурно написано; отчего же это?» — «Оттого что его последнее сочинение показалось мне дурно написанным». А иные люди говорят так: «На виконта де Лоне нельзя положиться. Он то хвалит нас, то ругает; невозможно понять, он за нас или против нас…» — Сейчас мы вам все объясним: он не за вас и не против вас; он одобряет то, что хорошо, и бранит то, что дурно, не задумываясь о том, обрадует это вас или огорчит. Однако в стране, где все решают дружеские связи, независимость кажется скандальной, а справедливость — чудовищной; человек беспристрастный имеет здесь вид глупца без убеждений. Если вы браните что-то или кого-то, это может объясняться только личной неприязнью. Если известно, что у вас есть причины ненавидеть человека, которого вы критикуете, ваше поведение не вызывает никаких вопросов у публики, да и сам критикуемый не станет на вас сердиться; он знает, что вам положено хулить все, что бы он ни сделал; больше того, если бы вы, паче чаяния, вздумали его похвалить, он принял бы это за незаслуженное издевательство; грязные наветы заклятого врага затрагивают его куда меньше, чем холодные комплименты читателя беспристрастного. Испокон веков люди восклицают: «Что может быть хуже несправедливости?» Отвечаем: «Хуже несправедливости может быть только одно — справедливость!» Она возмущает всех без исключения: во-первых, врагов того, кого вы хвалите, ибо они не прощают вам восхищения тем, что они ненавидят, а во-вторых, его друзей, ибо они находят, что вы расхвалили его недостаточно[302]. Ох и тяжелая же нам досталась работа! По счастью, у нас всегда остается возможность развлечься смешными чертами окружающих; и в те дни, когда нас душит гнев, мы обезоруживаем сами себя смехом.

25 ноября 1837 г.

Письма к виконту де Лоне

Торжественно извещаем, что терпению нашему пришел конец! Дольше так продолжаться не может! Из-за наших несчастных фельетонов у нас нет ни минуты покоя. Вместо славы — все мучения, ею порождаемые; вместо власти — все тяготы, с нею связанные!