Книга Император. Боги войны - Конн Иггульден

Диктатор продолжал смотреть вперед, сохраняя каменное выражение лица, хотя чувствовал на себе удивленные взгляды солдат.

Будь у них другой настрой, командующий послал бы их в атаку на ветеранов. А так — пусть служат ему щитом от легионов Цезаря.

Между армиями осталось меньше тысячи футов. Легионеры шагали по равнине и ощущали, как земля сотрясается от их топота, будто от раскатов грома. С обеих сторон реяли сотни знамен, сверкали на солнце гордо поднятые кверху бронзовые орлы.

На расстоянии в восемьсот футов обе армии взяли копья на изготовку. Солдаты, оказавшись напротив метательных орудий неприятеля, ощутили мягкое прикосновение ужаса.

Шестьсот футов. Помпей увидел, как ряды галльских легионеров всколыхнулись, словно в ожидании его атаки. Но диктатор поднял кверху меч, а затем опустил, останавливая свое пятидесятитысячное войско. Приказ «стоять!» эхом пробежал по рядам легионеров; орудийные расчеты торопились остановить свои огромные машины. У Помпея участилось дыхание. Он уже мог разглядеть лица вражеских солдат.

С обеих сторон начали действовать катапульты — стрелы длиною в человеческий рост вылетали с такой силой, что люди замечали только несущиеся черные тени. Они насквозь пробивали строй, оставляя на своем пути куски человеческих тел.

Двести футов. Когда конница Помпея стала набирать скорость, Цезарь отдал приказ атаковать, и его солдаты бросились вперед, тяжело топая по сухой земле.

Двадцать тысяч копий разом поднялись с обеих сторон, отбрасывая дрожащую тень на узкую полосу земли, разделяющую войска. Крики, если они и были, утонули в лязге столкновения. На протяжении целой мили тысячи вооруженных людей загрохотали мечами и щитами.

Римляне забыли, что сражаются с римлянами. Легионеры убивали друг друга с дикой свирепостью — в кровавой бойне у Фарсала никто не давал и не ждал пощады. Армии словно спаялись воедино, и люди бились насмерть.

Экстраординарии Помпея галопом неслись вперед — уничтожить меньшую числом конницу противника. Помпей вытягивался в седле, стараясь их разглядеть, и утирал липкий пот. Когда его всадники начали теснить фланг неприятеля, диктатора стала сотрясать дрожь. Он не мог отвести от них глаз, ведь именно там решался исход битвы. Экстраординарии врубились в конницу Цезаря, и конница дрогнула под таким натиском: на одного всадника Цезаря приходилось два или три неприятельских.

— Круши их! Круши! Раздавите его! — кричал Помпей, но встречный ветер заглушал крик.

Десятый двинулся в контратаку. Он растянулся широкой линией, конец которой достал до самого края фланга, и Помпей вдруг увидел, как его любимую конницу останавливают и буквально вырезают солдаты Десятого. Легионеры шли прямо на диктатора, и он невольно вскрикнул. Метнув быстрый взгляд на защищающие его центурии, командующий уверился, что прямой опасности нет. Кроме личной охраны тут находились лучники; они истыкают стрелами всех и каждого, кто попытается приблизиться к Помпею. Ему ничто не грозит.

Мечи Десятого не остановили атаки Помпея. Всадники двигались слишком быстро, чтобы их можно было окружить, и скоро линия сражения переместилась к востоку, а остатки конницы Цезаря тщетно пытались удержаться на месте.

Через головы дерущихся солдат Помпей видел вдалеке стройную фигуру Цезаря, который, сидя в седле, спокойными жестами пояснял свои приказы. Диктатор перевел взгляд на своих солдат — посмотреть, как они держатся, — и опять повернулся к флангу, где атаковала конница. К радости Помпея, всадники Цезаря галопом мчались с поля боя, показывая спины врагу. Забыв о своей боли, Помпей победно поднял вверх руки.

Люди и кони падали на землю и скользили в липком кровавом месиве. Один из командиров Помпея отправил в погоню за бегущим неприятелем две сотни всадников. Диктатор одобрительно кивнул. Лицо его стало жестким. Все получилось так, как он хотел, и он благодарен богам. Курьеры ждали новых приказов, однако в них уже не было необходимости.

Шум над полем боя стоял ужасный; в воздухе густо повисла пыль, и в ее облаках виднелись лишь смутные очертания людей. Конница Помпея вырвалась вперед и сейчас на полном скаку легко прорубится сквозь ряды ветеранов. Даже Десятый не сможет отразить такой натиск. Легенде о непобедимости Цезаря придет конец.

Навстречу атаке сплотились четыре когорты Десятого легиона. Помпей выругался — клубы пыли скрывали почти все происходящее. Это было ядро Десятого; диктатор страстно жаждал их посрамить — равно как их командира. Юлий наверняка среди них, но разглядеть его Помпей не мог.

— Вперед, скорее! Раздавите их! — умолял он срывающимся голосом. — Наступайте!..

Брут — он дрался по центру фронта — оттолкнул умирающего врага и поднял кверху щит, закрываясь от очередного удара. Коня под ним убили, и Брут чудом успел соскочить с седла, прежде чем животное упало. Он не знал, нарочно ли Юлий выставил против него его бывший легион. Наверное, ждал, что у Брута дрогнет рука против своих. Но рука не дрогнула. Хотя Брут сам обучал этих людей и когда-то считал братьями, он убивал их без колебаний. Его и вправду сразу узнали по доспехам и ломились к нему, сбивая строй и думая только о том, как бы до него добраться.

— Боитесь своего бывшего командира? — кричал он им со смехом. — Неужели никто не отважится со мной сразиться? Давайте, давайте, смелее ко мне!

В ответ легионеры налетели на него с такой яростью, что Брут чуть не порезался собственным мечом. Полководец получил сильнейший удар по голове; завязки шлема порвались, он почти не держался. Брут упал, выругался, рывком вскочил и, прежде чем враги опомнились, успел убить двоих.

Другие набросились на него, щит, который он пытался поднять, выдернули из рук, едва не оторвав вместе с ним пальцы. Брут закричал от боли, нырнул под чей-то меч, одновременно вонзая собственный кому-то в пах, и споткнулся о чью-то голову. Это оказался Сенека — его открытые глаза были засыпаны густой пылью.

Брут долго сражался, не думая ни о чем, поражая все, до чего мог дотянуться, и выкрикивая оскорбления вражеским солдатам. Он увидел, как впереди мелькнули серебряные доспехи — такие же, как у него, — и закричал, вызывая их владельца на бой. Услышав крик, Октавиан вскинул голову и стал озираться. Брут ждал. Он устал, да еще теснота была такая, что невозможно дышать. В молодости он вообще не уставал, но все изменилось — Брут и сам не заметил когда.

Позади Лабиен вел в атаку свой Четвертый легион. От крика Лабиена бывшие воины Брута пришли в исступление и бросались в бой со страшным ревом, не обращая внимания на раны. Октавиан пытался добраться до Брута, и Брут устало помахал ему рукой. Он весь был забрызган кровью и еле дышал. Ему очень хотелось найти Юлия, а тот все не появлялся.

Его меч бессильно уперся в чей-то щит. Брут не почувствовал ни первого удара, который бросил его на колени, ни второго, опрокинувшего на спину.

— Где ты?! — звал он бывшего друга, глядя в небо. Сокрушительный удар вышиб из легких воздух, а потом Брут услышал, как треснула его правая рука. Больше он ничего не помнил.