Книга Приглашение в зенит - Георгий Гуревич

Хитта собирает мам. “Ваши чада на краю пропасти! — восклицает она. — Я не ручаюсь за их жизнь. Спасайте потомство, пчелы–работницы, не надейтесь на трутней!”

Для начала пчелы, избрав делегацию, жужжа, пошли к Ласаху. Хитта требовала полицейских мер. Пусть военная охрана, делать ей все равно нечего, разыщет блудных отцов и под конвоем доставит их в лоно семейства. И пусть квази будут уничтожены, а тайный просмотр фильмов карается принудительными работами на мусорной свалке.

Ласах, однако, не удовлетворил пчел. Он призывал к терпению. Уверял, что поклонники квази пресытятся, им надоест псевдожизнь (“Как надоела вам всем”, — сказал он.) Ласах был противником насильственных мер, а может, понимал, что его никто не послушает. Бонгр же отшутился. Семья, дескать, испокон веков держалась на любви, на ласке, на привлекательности женщины. Не может быть, чтобы такие очаровательные дамы не сумели удержать при себе мужа. Просто им нужно успокоиться, обрести форму, перед зеркалом посидеть, приодеться к лицу. Он лично верит в их обаяние…

Наслушавшись комплиментов, женщины удалились умиротворенные. Детишки, однако, продолжали реветь, их надо было кормить. И пчелы, Хитта первая, поняли, что спасение утопающих дело рук самих утопающих. Был задуман День избиения трутней.

Хитта проявила редкостный организаторский талант. Операция была подготовлена тщательно. С помощью детей были выслежены все убежища беглых отцов, нанесены на карту, составлена диспозиция. И трутней захватили врасплох. Не потому, что удалось сохранить тайну, нет. Каждая пчела выдала секреты операции своему мужу или возлюбленному. Но мужчины в своем мужском самомнении не обратили внимания на предупреждение, сочли все бабьими сплетнями, пустой брехней. Однако ударные отряды обиженных жен были подготовлены, вооружены и однажды вечером подняты по тревоге. Одуревшие от видений, разморенные и истощенные, квазигерои не смогли оказать сопротивления. Свирепые пчелы оттаскивали их за руки и за ноги, награждая тычками и пощечинами, а совершенные квазиаппараты с помощью палок и скалок превращались в груду стеклянных осколков и проволочек.

Историки не считают, что это женское восстание было действительно задумано как день избиения. Конечно, женщины хотели не уничтожить, а образумить мужской пол, вернуть супругов к семейному очагу. Но, видимо, в разгаре разрушения мстительницы перенесли свою ярость с одуряющих аппаратов на одуревших потребителей.

И нескольких искалечили, троих забили насмерть, Бонгра в том числе.

Жестокий день избиения трутней знаменовал начало новой эпохи в истории Астреллы. Эпохой Чистых радостей окрестили ее современники. Естественно, в первые же дни после победы пчелы собрали общее собрание жительниц и приняли поправку к многострадальному параграфу третьему. После слов: “…целью истинных талантов является прогресс… качественный, а не количественный” — было добавлено: “И всестороннее развитие искусства, отражающего жизнь, а не подменяющего ее”.

И в силу той же удивительной логики астреллитов маленькая добавка, часть придаточного предложения, стала главным содержанием их борьбы на многие годы. Борьба шла за искоренение искусства, подменяющего жизнь, прежде всего против рецидивов увлечения квази.

Рецидивы были, конечно, но исключительно у мужчин — этой слабохарактерной половины человечества, непрактичной и увлекающейся, склонной жить только чувством. Не раз бывало, что, заскучав от здоровой и правильной жизни в семье, безвольные отцы тайком удирали в горы, собирали кустарные квазиаппараты и в укромных пещерах пробовали предаваться воображаемым оргиям. Но стоило хотя бы одному отцу исчезнуть на ночь, колокол поднимал пчел по тревоге, ударные отряды разыскивали убежища падших мужчин, аппараты уничтожались. Восстановить их было все труднее.

И распущенность была вытравлена. Не без удивления читал я об этой победе женского здравомыслия над мужской мечтательностью. Усмехался про себя: “У нас на Земле мужчины поставили бы на своем”. Но если вдуматься, поклонники квази ни при каких условиях не могли одержать верх. Они вычеркивали себя из деятельности, были дезертирами, даже духовными самоубийцами. Полк самоубийц не может одержать конечную победу, как бы ни был он силен вначале. Ведь каждое самоубийство уменьшает его живую силу.

Пчелы изменили и структуру управления. Президента у них не было, а делами заправлял триумвират из Главного Воспитателя, Главного Учителя и Главного Врача.

Воспитателем выдвинули Ридду. Тут преемственность играла роль. Пчелы хотели подчеркнуть, что они ничего не меняют, только восстанавливают справедливый порядок. Но Ридда возглавляла правление формально. После смерти Здарга она как‑то осела, потеряла апломб, даже внешне опустилась, одевалась неряшливо и говорила невнятно, все о Здарге, о принципах Здарга, о чистоте настоящего здаргизма. После нее обычно брала слово Хитта — ее заместитель — и простыми, доходчивыми словами поясняла, как понимать принципы в данном конкретном вопросе.

Как же она толковала, как понимала Здарга?

— Здарг вел нас в будущее, — говорила она. — А что такое наше будущее? Это дети, развитые духовно и физически, умные, нравственно чистые, красивые, здоровые. Здоровье прежде всего, потому что красота — это здоровое тело, нравственность — здоровое поведение, ум — здравый смысл. Что же нужно для здоровья? Естественность в первую очередь: чистый воздух, чистая вода, простая сытная пища, физический труд на чистом воздухе. Астрелла достаточно просторна, чтобы прокормить всех своих детей естественными продуктами. Нужно только не лениться, спину гнуть от зари до зари. И не требуются нам фабрики, загрязняющие легкие ядовитой копотью, а желудок — анилиновыми приправами. Меньше химии и больше зерна! Да здравствует простая жизнь, простая пища, простые отношения, простые радости!

Упрощение стало главным лозунгом при Хитте и ее преемниках, не только лозунгом, я бы сказал, религией. Труд физический, труд с напряжением мускулов считался почетным, умственный труд — блажью, работенкой для ленивых и слабосильных. О закрытии фабрик, ликвидации лаборатории сообщали как о славном достижении. Утонченное называли извращенным, философские споры — пустословием, чтение — потерей времени, сибаритством. И поэты воспевали опрощение простыми словами, их стихи твердили наизусть, пели на простые мотивы. Гирдл–Простак был самым знаменитым из поэтов той эпохи. Приведу несколько его сонетов в прозаическом переводе. Рифмовать не берусь, хотя рифмы в школе Опростителей были простейшие: четкие, точные и привычные типа “день — тень”, “кровь — любовь”.

Итак, стихи:

1. “В лаборатории, затхло прокисшей, заплесневелой, как могила, в запаянных колбах, наполненных удушливым дымом, ветхий старец слезящимися глазами пытается подсмотреть тайну рождения жизни.

Но жизнь рождается не в стеклянной банке, она рождается в поле, когда солнце припекает чернозем, свежий ветер обдувает, говорливые ручейки омывают комочки почвы. Открой глаза пошире, в крыльях бабочки ты увидишь блики солнца; увидишь свежесть ветра в прыжках козочки, в мелькании рыбки — проворство ручейка. Посмотри, старец, на свою внучку, посмотри, мужчина, на жену–хлопотунью. Разве ты не замечаешь в ней порывы ветра, резвость ручья, не чувствуешь жар солнца в ее крови?