Книга Эльфред. Юность короля - Вера Ковальчук

— Самодур! Выскочка! — завизжала, услышав распоряжение деверя, Вульфтрит. — Что он себе позволяет?! Это я его нагишом отсюда выгоню, да еще прикажу кнутом всыпать! Так ему и передай!

Эгберт, впрочем, перед лицом пылкой ярости супруги своего короля даже не моргнул. Он спокойно посмотрел в глаза женщине и повторил:

— Только три повозки. И завтра же с утра принц выставит тебя и твоих служанок из аббатства с тем, что успеешь собрать.

— Как ты смеешь говорить со мной так? Я — твоя королева!

— Разве тебя короновали, дочь Эльфстана Корнуоллского? У меня только один повелитель, а пока его здесь нет, распоряжается его младший брат. Если завтра принц прикажет мне выкинуть тебя за ворота голой, я так и сделаю.

Глаза Вульфтрит сузились, она выставила перед собой руки с согнутыми, будто когти, толстыми пальцами и угрожающе зашипела:

— Я припомню эти слова, воин. Уж будь уверен, король научит тебя, как следует говорить с королевой.

Эгберт легко отвел в сторону ее руки.

— Этот вопрос я решу с королем, — он по-прежнему был невозмутим. — А ты, если не хочешь познакомиться с датчанами, подгони своих служанок.

Упоминание о датчанах несколько смутило Вульфтрит. Она поджала губы и жестом велела Эгберту уйти. Супруга короля Уэссекса быстро поняла, что большего она не получит, и принялась выплескивать свое дурное настроение на служанках и придворных дамах — дочерях самых знатных саксов Уэссекса. Правда, те и сами могли много что наговорить, и королева не решалась заходить слишком далеко, зато служанки и рабыни были совершенно беззащитны перед ее языком и руками. Они забегали и, стремясь поменьше времени проводить на глазах у госпожи, потащили вещи во двор.

Разумеется, вся поклажа Вульфтрит и ее придворных дам на три подводы не поместилась, и здесь королева без стеснения приказала выкинуть с телег вещи, которые ей не принадлежали. Близость датчан и страх заставил дочерей знатных эрлов позабыть об обязанности быть с королевой почтительными и подобострастными.

Скандал, разгоревшийся на большом внутреннем дворе аббатства, был так громок, что с крыш разлетелись вороны. Монахи, привлеченные необычным зрелищем, прилипли к окнам, облепили галерею и даже на крыше появились. Женщины ничего не замечали. Они орали друг на друга и обменивались такими эпитетами, которыми не то, что королеву — ни одну приличную замужнюю женщину нельзя награждать.

В противоположность переполоху на большом внутреннем дворе, в малом внутреннем, по соседству, где грузили подводы Эльсвисы, жены принца, царила тишь и деловитая благодать. Эльсвиса трудилась в своих покоях, упаковывала и увязывала, а ее служанки, спокойные и умиротворенные, таскали вещи вниз. Хотя в пожитки супруги Эльфреда входили также многочисленные вещички малыша, считая его игрушки и молодую козочку, которая снабжала малыша молоком в том случае, если он не получал от матери нужного количества, все вещи молодой матери поместились на двух возках. Третий заняли ее служанки.

— Ну что, устроились? — спросил принц, подходя к жене. Она, следившая за тем, как укладывают в сундучок пожитки ее духовника, стремительно прижалась к мужу. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, чем раньше.

— Тебе не будет слишком тяжел переезд? Впрочем, выбора все равно нет. Я никогда не позволю своей жене сидеть в стенах, которые, возможно, будут штурмовать.

— Ты же можешь погибнуть, да? — она испуганно смотрела на мужа снизу вверх. — Это же очень опасно?

— Как любая война, мое солнце. Ты — дочь воина, и знаешь, как переменчива судьба. Но у тебя есть мой сын, и, надеюсь, скоро будет еще один, — Эльфред коснулся ее живота, но так, чтоб этого никто не заметил. — Береги его и себя. Обязательно береги себя. Если я погибну, ты не пропадешь. Унаследуешь мое имение, а на доходы с него можно будет прокормить и поставить на ноги хоть десяток детей. Смерть — лишь врата в жизнь вечную, и не надо ничего бояться. Ты ведь любишь меня?

— Да.

— И я тебя люблю, моя ласковая. А значит, мы встретимся в лучшем мире и будем там навеки счастливы. Пусть эта мысль вернет тебе мужество.

— Я его вовсе не теряла, Эльфред, — Эльсвиса украдкой коснулась уголков глаз, будто пыталась спрятать непрошеные слезы. — Я просто не хочу с тобой расставаться. Я хочу быть с тобой.

— Об этом не может идти речи, — очень сурово ответил принц. — Что за странная блажь? На войне не место беременной женщине…

— Тише! — вспыхнула стыдливая Эльсвиса. — Не так громко.

— Все прекрасно знают о твоем положении, и нечего смущаться, если это правда. Ты не девка гулящая, которая понесла незнамо от кого. Ты — замужняя и знатная дама.

— Эльфред…

— И ты должна вести себя так, как подобает знатной даме. Отправляйся в Солсбери, а оттуда, если понадобится, в Эксетер. И непременно роди мне здорового ребенка, ясно?

Эльсвиса стояла перед ним, красная, как спелая морковина, но спорить не решалась. Лишь на одно хватило ее неожиданной смелости, которая посещает порой и самых застенчивых, самых послушных жен.

— Разве ты и в самом деле меня так сильно любишь?

— Как ты можешь сомневаться? Конечно, люблю.

— Но ведь ты мне… изменял, — молодая женщина попыталась улыбкой смягчить резкость своего вопроса. — Ведь изменял же?

Он совершенно искренне удивился.

— О чем ты говоришь, горлинка? Я тебе изменял? С кем?

— Ну… Например, с Эдит…

— Не повторяй глупых сплетен. Я люблю только тебя. Я провел с Эдит несколько ночей, ну так и что? Измена — это чувства к той, с кем мужчина не связан законным браком, чувства и внимание к чужой женщине в обход собственной жены. Но разве я когда-нибудь пренебрегал тобой? Ты не можешь так сказать, коль скоро у тебя уже на подходе второй ребенок. Вот свидетельство моего внимания. Разве я не дарю тебе подарков? Разве расходую богатства на чужую бабу, а тебя оставляю без новых платьев, без украшений? Это же не так.

— Не так.

— А значит, я тебе и не изменяю. И не забивай голову всякими глупостями. Солдату после боя просто необходимо «пообщаться» с какой-нибудь красоткой. Но люблю я только свою жену. Только тебя… Отправляйся и ничего не бойся.

Утром, когда подводы, скрипя, выползли из ворот аббатства и направились в сторону Солсбери, Эльфред не спустился последний раз поцеловать жену и сына, или хотя бы кивнуть им на прощание — у него было слишком много дел. Перед штурмом крепости всегда не хватает дня, полдня, часа — хоть сколько-нибудь, чтоб закончить подготовку к бою. Впервые за много дней сверху на принца смотрело совершенно синее небо, но молодой воин видел красоту небес последнего дня. Казалось, нахлынет волна датчан, сметая все со своего пути, и пусть помолится за обреченного святой монах в далеком монастыре.

Эльфред не мог быть уверен, терзают ли похожие мысли его воинов, крестьян и монахов. Должно быть, терзают. Постриженным легче, они уже на шаг приблизились к Богу, и следующие шаги для них сделать проще. Но как же крестьяне? Эти жадно поглядывали в сторону своих селений — броситься бы туда, схватить в охапку семью, скот — и в леса.