Книга Стальной лев. За Родину! За Троцкого! - Иван Евграшин

По Вятке – согласен.

Согласен встретиться в Казани.

Буду там проездом в Нижний Новгород 23–24 декабря.

Когда собирается Дзержинский?

Товарищ Андрей действительно очень болен.

Туберкулез. Стадия последняя, неизлечимая.

Действительно большое горе.

Троцкий. Бугульма.

Глава 17

24 декабря 1918 года. Казань.

Уезжая из Бугульмы, я был спокоен.

Комфронта Каменев был введен в курс дела, и то, что на руках у меня были разработанные Шапошниковым оперативные планы, а за плечами поддержка «двенадцати военных апостолов Революции», как про себя я начал их величать, оказалось очень кстати.

Сергей Сергеевич задал мне минимум вопросов и, переключившись с вопросами на Шапошникова, начал работать. В основном с ним обсудили технические вопросы о применении аэросаней, вооруженных пулеметами, необходимость как можно большего количества саней простых, предназначенных для увеличения мобильности пехотных частей и пулеметов, и вопросы снабжения.

Все шло достаточно хорошо, и я отправился в Нижний Новгород через Казань. В Нижнем мне надо было проинспектировать вновь формируемые части и проверить работы по вводу в строй новых бронепоездов.

С Дзержинским встретились в здании казанской ЧК на Лядской улице. Я приехал прямо с вокзала во второй половине дня. Феликс Эдмундович прибыл в Казань утром.

Поздоровались сдержанно, но достаточно сердечно. Я отметил, что мои пермские этюды и встреча со Сталиным напрасно не прошли. Феликс Эдмундович демонстрировал неподдельное уважение, что не могло не радовать. После того как нас оставили одних, Дзержинский открыл портфель и достал оттуда запечатанный пакет.

– Это для тебя, Лев. Здесь письмо Иосифа к тебе и копия отчета ЧК по Оренбургу и губернии. Ознакомься.

Я вскрыл пакет и достал оттуда письмо Сталина. Отчет доставать не стал. Я был в общих чертах знаком с выводами и поэтому сказал Феликсу Эдмундовичу, что ознакомлюсь с отчетом позже. После чего аккуратно вскрыл письмо и начал читать. Дзержинский не мешал. Я достаточно быстро просмотрел письмо, которое в основном содержало в себе отчет о проделанной в Перми работе. Все было верно, вдумчиво и достаточно грамотно сделано. Мне подумалось, что Иосиф прекрасно реализовал мои наработки. Скорее всего, сам я так бы не смог. Дочитав письмо, в самом конце которого была выражена тревога за здоровье товарища Андрея, я посмотрел на Дзержинского и, немного подумав, произнес:

– Яцек, мне вчера сообщили, что товарищ Андрей совсем плох. Его смерть станет большой утратой. Как ты считаешь, не пора ли нам готовить похороны?

От такого вопроса в лоб, да еще и заданного теми же словами, которые использовались в разговоре со Сталиным, Дзержинский слегка оторопел. Увидев такую реакцию, я решил добавить:

– Давай сразу решим этот вопрос. Иначе потом, обсуждая дела, мы можем позабыть о нем и вспомним только расставшись.

Феликс Эдмундович уважительно кивнул головой:

– Конечно. Ты прав, Лев. Начнем с него, как с второстепенного вопроса. Как ты все это видишь?

Я немного помедлил.

– Я вижу так. В ближайшие две-три недели скорее всего все закончится. Форма тяжелая. Лечению не поддается. Похороны надо будет организовать очень торжественные, чтобы никто не смог сказать, что товарищи по партии относились плохо к покойному.

Дзержинский, задумавшись, пробарабанил пальцами по столу какой-то мотив,

– Лев Давидович, а ты уверен, что две-три недели? Не очень ты спешишь со своей оценкой? Или ты знаешь что-то, что придает тебе особую уверенность в твоих словах?

– Феликс, ты же помнишь вопрос по Брестскому миру? Помнишь, что я был против этого договора и почему?

– Конечно, помню. Такое забыть сложно.

– Так вот, Феликс Эдмундович, тогда ты тоже верил, что для Революции этот договор неприемлем. Он был подписан только потому, что мы тогда и другие товарищи воздержались при голосовании. Так произошло потому, что определяющим стало именно твое мнение в том, что отставка Ленина будет для партии и Революции катастрофой. Из-за этого нам пришлось решать этот вопрос с другой стороны и позже.

– Я все помню, Лев. Зачем ты мне об этом говоришь сейчас? – Дзержинский пронзительно посмотрел на меня. – Зачем?

– Я потому тебе говорю об этом, что сейчас ситуация намного хуже. Если Брестский мир был временной мерой, и хотя нам и не удалось разорвать этот договор после Мирбаха, то нам хотя бы помогли окончание войны и революция в Германии. Сейчас нам надеяться можно только на себя. Авторитет Андрея очень велик, и если Иосиф прав в своих выводах, а я считаю, что он прав, то нас в скором времени ждет катастрофа и уничтожение. Надо срочно решать этот вопрос. Иначе мы постоянно будем натыкаться на последствия, например в виде восстаний тех же казаков. Ты же понимаешь, что это не идет на пользу Революции?

Дзержинский задумчиво смотрел на меня пару минут. Потом уважительно ответил:

– Согласен, Лев Давидович, с такими аргументами не поспоришь. Но почему именно казаки так тебя волнуют?

– Объясню. На данный момент все контрреволюционные элементы, во всяком случае, их подавляющее большинство, уже активно воюют против нас и в Оренбурге, и особенно на Дону. Зачем нам уничтожать остальных? Это и люди, и хлеб. Смысла нет никакого.

А Андрей этот смысл видит. Вот и ответ на твой вопрос, Яцек.

Дзержинский раздумывал несколько минут, потом кивнул:

– Ты прав, Лев. Надо делать, и быстро. Революция и партия только выиграют от этого.

– Феликс, у меня есть парочка хороших докторов. Они могли бы осмотреть больного и, возможно, оказать ему посильную помощь. Как ты считаешь, мне нужно их прислать к товарищу Андрею?

Железный Феликс невольно восхитился хваткой Предреввоенсовета. Такого прямого предложения он не ожидал. Немного подумал.

– Знаешь, Лев, твои «врачи», конечно, хорошие, но после того как они «вылечили» того немца в июле, их не очень любят.

При этих словах я удивленно вскинул брови.

– Не может такого быть, Феликс Эдмундович! Как можно не любить и не ценить таких хороших специалистов?

– Объясню, Лев. Нечего было вылечивать немца. Мы тогда несколько перегнули. У нас немцев не любят, вот и врачей твоих за это и не любят. Я не говорил, что их не ценят. Но это будет явный перебор. Знаешь, Лев Давидович, у меня тоже есть несколько отличных докторов. Я думаю, что они справятся, поэтому нужды в присылке твоих специалистов нет. И потом эти твои доктора слишком прямо на нас укажут. Это лишнее.

– Тогда договорились, Феликс Эдмундович? – Я встал и протянул руку Дзержинскому.

– Договорились, Лев Давидович, – в ответ, вставая, протянул мне руку Дзержинский.