Книга Собака Раппопорта. Больничный детектив - Алексей К. Смирнов

Итак, кровь подтекала, синяк разбухал, и клиент неуклонно загружался. Пока не умер, лежа на койке навзничь, с запрокинутой головой, выпирающим кадыком и разинутым ртом.

Как раз развозили кашу.

Миша и Лена не глядя поставили миску на прикроватный столик. Так было заведено: ходячие выходили с мисками сами, лежачим подавали ужин в постель. Равно как обед, завтрак и полдник.

— Каша! — громко сказал Миша трупу и покатил тележку дальше.

Живительное слово запоздало: клиент не шелохнулся.

Получасом позднее ковылявшая мимо палаты санитарка обнаружила непорядок. Она уже прилично выпила у Марты Марковны, которая была вынуждена поддерживать в ней алкогольную жизнь, иначе санитарка могла уволиться, а рук не хватало.

В палате было темно, половина личного состава отсутствовала, другая половина спала. Один же из спящих лежал запрокинутый и почему-то не ел, хотя стояла каша. Наверно, он просто не мог поесть — и санитарка не ошиблась в этом рассуждении. Люди вообще ошибаются очень редко, они просто не учитывают некоторые обстоятельства, и это приводит к роковым последствиям, но ведь нельзя же охватить все, выпить море, воздвигнуть башню до неба и уподобиться богам — человек ограничен и слаб, он видит только милостиво явленную часть бытия.

— Жрать хочешь, сука? — осведомилась санитарка, задерживаясь у палаты.

Не говоря больше лишнего, она подсела к постели и ловко, проворно заправила кашей разинутый рот. Алюминиевая ложка сноровисто порхала у нее в руке.

Санитарное дело было сделано, кормилица довольная отправилась восвояси и затерялась в коридорах и переходах, среди людей и теней.

Через час Марта Марковна, женщина опытная, зашла в палату и безошибочно констатировала смерть. Вызвали Мишу, и тот поднапрягся, перебросил перекормленное тело на каталку и накрыл простыней.

Он позвонил в покойницкую:

— Забирайте.

— Холодный? — уточнили там после паузы.

Эта пауза была не случайна. Не так давно по распоряжению д'Арсонваля на реабилитацию уложили блатного клиента — в таких ситуациях начмед нисколько не отличался от гибнущего Николаева, а потому его притязания на главное кресло имели некоторые основания. Госпитализация вышла запутанная; формально пациент числился у Раззявиной, на терапии, но вот лежать он почему-то был должен у Васильева. Так было нужно. И нечего задумываться, зачем. И вот незадачливая Лена, которой Марта Марковна поручила покончить с неразберихой в корне, набрала номер терапии и попросила потерпеть, подождать. "За вами числится наш клиент… Пускай он полежит у нас до поры до времени… Не беспокойтесь за него, с ним все будет в порядке…" "Да ради Бога, — ответили ей, но как-то не по-терапевтически. — Пускай полежит. У нас клиент за клиентом, не успеваем вскрывать…"

Это был Величко, Лена ошиблась цифрой.

Случай был пустяковый и презабавный, но в морге с тех пор взяли за правило уточнять некоторые моменты: патологи славятся своим педантизмом в профессиональных вопросах.

Холодного отвезли, и вскоре разразилась гроза.

Медовчину, спешившему разбираться, Иван Павлович Ватников был нужен, как собаке пятая нога.

14

Сам Иван Павлович, абсолютно трезвый и хладнокровный, бродил по больнице, поигрывая тростью. Трость, если успеть вдуматься, неплохое оружие — запропастившийся где-то Хомский рассказывал как-то, что не однажды отделывал тростью разнообразных негодяев.

С третьего этажа Ватников перешел на пятый, с пятого — на второй, со второго — на четвертый, с четвертого — на первый. Лифтом он пренебрегал.

Пациенты, встречавшиеся по пути, жались к стеночке; доктора здоровались — ну, в шляпе, и что здесь такого? Голицын при виде шляпы даже каркнул, что "играют гормоны", и пролетел мимо. Вера Матвеевна, вооруженная молоточком, уступила перед тростью и посторонилась, хотя вполне могла постоять за себя. Ибо чем таким авторитетным, весомым располагает доктор-невропатолог? У него нет ни скальпеля, ни трубки-удавки, ни зеркальца во лбу, ни прибора какого. Один лишь молоточек. Профессору неврологии еще полагается камертон, так на то он и профессор. Простому доктору, особенно при профессоре, ходить с камертоном нельзя. Вот и облизывает этот доктор свой молоточек, тешится с ним, усовершенствует, меняет, устраивает ему апгрейд.

Потому что молоточки бывают разные. Есть обычные — палка да резиновая колотушка; есть и посложнее: со встроенными иголочками и кисточками, которые вывинчиваются — для проверки разной чувствительности. И Вера Матвеевна отчаянно хотела себе именно такой продвинутый молоточек. Задаром, конечно. И дело решилось легко, так как зять Веры Матвеевны работал надзирателем в зоне, с уголовниками. Ну, и сказал ей: "Какие проблемы, теща? Сделают тебе молоточек. Задаром. Пара листов нембутала — не деньги. Только чертеж нужен…"

Чертеж Вера Матвеевна выполнила сама под руководством покойного Кирилла Ивановича. Чертеж умельцы видели, но не очень поняли, зачем это надо. И выбрали опцию по умолчанию — изделие получилось добротное. Во-первых, молоточек был очень тяжелый. Им можно было по-настоящему убить до смерти. Во-вторых — само собой разумеется — у него была очень красивая рукоятка, фирменная, наборная. Ну, и наконец — иголка. Тюремные мастера сочли иголку предметом непрестижным. И встроили в молоточек нож.

Доктор Ватников, злоупотребивший тростью перед Верой Матвеевной, так и не узнал, какой опасности он подвергался. На первом этаже Ивана Павловича, как всегда, невидимым водоворотом затянуло в приемный покой. Он вспомнил о бабушке, которая ела булку и вполне могла еще лежать или сидеть там со вчерашнего? Или позавчерашнего? Дня. В приемном покое четыре минуты тому назад установился ад.

Доктор Кузовлев, одетый в свой неизменный рабочий комбинезон на голое тело, привез в своей знаменитой карете скорой помощи неприятную пациентку. Это была уже пожилая, подшитая женщина, которая выпила — о том, что ее подшивали, доктору Кузовлеву стало известно не сразу, и только потом ему подсказал это сын женщины, который пришел сильно пьяный и увидел, что мама выпила уже все; он бросил ее с пятого этажа в лестничный пролет. Дом их, надо отдать должное, оказался дружным, все знали друг друга, и соседи с первого этажа вызвали Кузовлева.

Мама вмонтировалась в решетку, которая перекрывала вход в подвал. (Никто никогда не задумывался, как именно летают хармсовские старухи и чем это для них заканчивается).

На третьем этаже она потеряла ногу на уровне колена.

Руку она потеряла на втором.

Винтом вошла в решетку.

Таз был разрезан на куски.

Но осталась жива.

Доктор Кузовлев, увидев живой еще обрубок, немедленно его вырубил сильнодействующим лекарством. Кисть второй руки торчала из плеча. Доктор собрал в мешок все детали от мамы, какие нашел поблизости. И надо было отрезать вторую ногу, она болталась на лоскуте. Спустившийся сверху сын попросил: