Книга Сфинкс - Тобша Лирнер

— Стрелка года смерти? — недоверчиво повторил я.

— Если вы введете в устройство дату рождения, оно рассчитает дату смерти.

У меня перехватило дыхание: так вот чего добивалась Изабелла — она хотела изменить дату смерти.

— Но возможности инструмента этим не ограничиваются. Он способен сворачивать время и события, чтобы осуществить осознанные и неосознанные желания человека: принести славу, богатство и даже удовлетворить тягу к саморазрушению. В этом его огромная сила и вместе с тем большая опасность. Потому что, будем говорить откровенно, многие ли из нас знают, чего хотят? Получается что-то вроде фаустовского устройства, которое самостоятельно выносит суждения. — Улыбка Сильвио показалась мне одновременно боязливой и благоговейной.

Я отказывался верить, что тысячелетний механизм мог спасти мою жену и тем более изменить ход событий. Но, несмотря на скепсис, меня увлек рассказ итальянца. Хотя все это было не более чем метафора: средство выполнения желаний, если в него верят тысячи людей, уже одним этим обретает власть.

— Я не религиозный человек, профессор Сильвио. Верю в Большой взрыв, эволюцию и свободные рынки. Астрариум — загадка, для меня это вполне очевидно. Хотя бы потому, что часть устройства сделана из сплава, который я раньше никогда не встречал. Еще в нем установлены два магнита необыкновенной силы. Вращающиеся магнитные поля обладают интересными свойствами. Но чтобы изменять судьбы?.. Бросьте. Кроме того, если все, что вы наговорили об этой машине, правда, вам надо поскорее повернуть ключ, и астрариум тотчас же задушит вашу болезнь. — Я его провоцировал, надеялся, что он сам признается в обмане.

Но ученый печально улыбнулся:

— Так и случилось бы. Но я не боюсь умирать. Я убежденный католик. Бог указал мне путь, и я должен ему следовать. К тому же я подозреваю, что в действиях астрариума заключен некий подвох, жало в хвосте скорпиона.

— Что вы хотите сказать?

— А как вам кажется, почему устройство и ключ оказались в разных местах перед сражением при Акции? Клеопатра, вероятно, прекрасно знала, какова сила астрариума, и, наверное, боялась ее. Одним поворотом ключа она могла повлиять на исход битвы и склонить в свою пользу удачу. Но не стала этого делать. Кардинальный вопрос — почему?

Я посмотрел на стоявший на столе астрариум. В мягком свете лампы он поблескивал разными оттенками металла. И у меня снова появилось чувство, что машина, в то время как я разглядывал ее, изучала меня. Я наклонился над столом, и в этот момент профессор Сильвио выдернул из устройства ключ. Подал мне и угрюмо сказал:

— Ключ нельзя поворачивать. Вам ясно, Оливер?

Я кивнул, все еще не вполне убежденный. Но, глядя на освещенное настольной лампой изможденное лицо итальянца, внезапно понял, что он действовал под влиянием любви. Любви к Изабелле. И, несмотря на все мои сомнения, поверил ему.

— И еще: обещайте, что спрячете его в надежном месте, а не здесь, в квартире. — Профессор схватил меня за руки. — Не вздумайте недооценивать Хью. У него могущественные союзники — он тесно связан с принцем Маджедом и египетскими властями. К тому же он честолюбив. Берегите себя, Оливер.

22

Я забрал машину из гаража неподалеку от дома и поехал в Ламбет. И по дороге постоянно ловил себя на том, что смотрю в зеркальце заднего вида, пытаясь установить, нет ли за мной «хвоста», не гонится ли за моим автомобилем Уоллингтон. Если он узнал, что Сильвио был у меня, то может заподозрить, что ключ теперь в моих руках. Или по крайней мере что я располагаю всей необходимой мне информацией. Я убеждал себя, что мое состояние — результат невероятной усталости и стресса. Но когда показался вокзал Ватерлоо, мои нервы были на пределе.

За вокзалом находились турецкие бани и гимнастический зал, который я посещал еще со студенческих времен. Расположенные в небольшом строении семнадцатого века, зажатом между деловыми зданиями, бани изначально предназначались для джентльменов праздного образа жизни. А сегодня, как я подозреваю, сюда не гнушались пускать посетителей, ищущих тайных встреч, но мне не было дела до происходившего в клубах пара гомосексуального флирта.

В гимнастическом зале были только самые основные снаряды: две скамьи для жима штанги, сами штанги и парочка велотренажеров. На стене висела фотография английского боксера Генри Купера с его автографом. В бане были парная, сухая сауна и мощенная плитками зона с небольшими бассейнами. Обычно я разминался, затем проводил некоторое время в парной и окунался в холодную воду. Зверская нагрузка, но я пристрастился к ней, поскольку это был один из немногих способов освободить мозг от навязчивого стремления анализировать, что составляло неотъемлемую часть моей натуры и моей работы.

Но сегодня в баню меня привела совершенно иная причина. Я понимал, что не смогу долго таскать с собой астрариум — особенно после того, как из небытия выплыл Ваз. А в бане у меня был собственный шкафчик, который никто бы не нашел, если бы не знал номера. Превосходный тайник. Я поспешил по узкой лестнице, держа под мышкой упакованный в небольшой мешок астрариум. В раздевалке находились несколько мужчин в разной стадии обнаженности. Огромный индус, весь в сверкающих капельках воды на темной коже, вытирал полотенцем широкую, отливающую блеском черную спину и скатывал к поясу складки плоти. Два молодых, только что вернувшихся из ночной смены таксиста рассказывали друг анекдоты об изворотливых пассажирах. Выговор выдавал в них жителей Ист-Энда. Мрачный юнец в «Уай франт»[28]читал в углу журнал по боевым искусствам, с обложки которого на меня взирал Брюс Ли. Когда я открывал свой потертый металлический шкафчик, на меня вряд ли кто-то посмотрел.

Но в этот момент в раздевалку вошел молодой араб. Высокий и мускулистый, он вызывающе, словно кого-то искал, обвел глазами помещение. Почувствовав холодок страха, я поспешил нырнуть за открытую дверцу шкафчика, чтобы не показывать ему лицо. Выждал момент и только после этого решился взглянуть поверх дверцы. К моему облегчению, араб, застолбив территорию, опустился на лавку и начал раздеваться. Я еще потянул время, пока он не скатал с себя плавки, и засунул астрариум глубоко в шкафчик. Навалил сверху несколько тренировочных костюмов и, закрыв замок и раздевшись, направился в парную.

Устроившись на скамье и разглядывая сосновую обшивку, я стал размышлять над событиями нескольких последних дней. Влага, конденсируясь из наполненного паром воздуха, струйками сбегала по лбу. Я дал волю мыслям, и в колеблющемся тумане смутные воспоминания стали обретать форму. Я перенесся почти на семь месяцев назад, когда мы только собирались отправиться в Египет. Утром Изабелла получила письмо, и я застал ее сидящей за столом — жена изучала арабскую вязь. Она показалась мне напряженной. Забеспокоившись, что пришли дурные известия, я спросил, не от Асхрафа ли письмо — знал, что она с ним регулярно переписывалась. Изабелла, нахмурившись, ответила, что письмо из археологического общества, в котором она некогда состояла. Ее приглашали на конференцию, и это ее очень удивило, поскольку она уже много лет не имела с этим обществом никаких связей. Стараясь разрядить атмосферу, я пошутил, спросив, что это за конференция — уж не шабаш ли ведьм? К моему удивлению, Изабелла вышла из себя и хлопнула дверью. Теперь мне пришло в голову, что это событие могло иметь какое-то отношение к фотографии из Бехбейт-эль-Хагара. Через пару месяцев Изабелла отправилась на конференцию в Луксор. Была ли это та самая конференция, о которой упоминал Хью Уоллингтон? Я вспомнил египтолога и нашу неудачную встречу. Следит ли он за мной? Будет ли поджидать, когда вернусь домой? Тревога перерастала в страх, темные тени — одна грознее другой — туманили сознание. Внезапно я почувствовал на плече руку. Надо мной склонился мрачный подросток из раздевалки.