Книга Сердечная тайна королевы - Жаклин Санд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От накатывающейся волнами боли в боку сбивалось дыхание. Эме заскрипел зубами и беспомощно уткнулся пылающим лбом в ладонь Виолетты. Вот как раз сейчас он был вовсе не против вновь провалиться в беспамятство, но, как назло, оставался в сознании.
– Потерпите, пожалуйста.
Девушка не представляла толком, как она может сейчас облегчить страдания раненого, поэтому лишь успокаивающе гладила его по волосам.
– Мы вот-вот будем в Бюре-сюр-Иветте. А потом Анна привезет лекаря.
– Какая Анна? – де Фоберу показалось, что он ослышался.
– Де Лонгвиль, я думаю. Красавица-блондинка по имени Анна, которую слуга называет «ваше высочество».
– Когда вы успели…
– В комнате у аббата де Линя.
Лейтенант попытался засмеяться и тут же вновь скривился от кровавого привкуса на губах..
– Вот бабник!
– Это вы о ком?
– Об аббате, разумеется. Я подозревал. Он таки умудрился…
В этот миг карету тряхнуло на ухабе, и Эме опять захлестнула волна боли. Инстинктивно ища опору, он вцепился пальцами в запястье маркизы, не соизмеряя силы, так, что девушка тихо охнула.
– Простите, сударыня… Проклятые дороги…
– Вам очень больно?
– Смотря с чем сравнивать, – де Фобер с трудом перевел дыхание. – Черт возьми, очень.
Виолетта тихо всхлипнула.
– Это вовсе не повод плакать, – ободряюще пробормотал Эме. – Вы ведь мужественная девушка, Виолетта… Я до сих пор под впечатлением…
– Не надо. Не говорите ничего, – шевалье почувствовал, как дрожат девичьи пальцы, ласково касающиеся его щеки. За окном тем временем посветлело, послышался шум и голоса. – Видите, мы приехали…
Трактирщик уже ждал «посетителей». Этой ночью господину Карвену и правда не дали поспать. И дородный краснощекий мужчина в мятом ночном колпаке очень надеялся, что все это хоть как-то компенсируется звонкой монетой. Денег у маркизы д’Оди с собой не было, потому она решительно стянула с пальца тяжелый золотой перстень с изумрудом.
Мсье Карвен торопливо поклонился.
– Доктора у нас в городишке нет, уж не обессудьте. В аббатство по такой нужде наведываемся. Зато есть костоправ. Мэтр Сашфоль, он же наш аптекарь.
Сухощавый старичок, подслеповато щурясь, выступил из-за спины трактирщика.
– К вашим услугам, сударыня. Я принес корпию и настойку опия.
– Это костоправ? Это?! – с чувством простонал Эме. – Пшел вон!
– Вы не в том положении, сударь, чтобы привередничать, – тихо упрекнула раненого Виолетта.
Жак решительно сгреб с ближайшего стола остатки чьего-то позднего ужина. Служанка быстро накрыла столешницу старой льняной простыней и умчалась греть воду. Трактир сразу весь пришел в движение. Кто-то тащил таз и медный кувшин для умывания, кто-то полотенца. Мадемуазель де Лажуа не успевала отслеживать происходящее. Раненого уложили на простынь, и девушка попыталась окончательно избавить его от одежды.
– Чем вам мешают мои штаны? – тут же возмутился де Фобер, пытаясь опереться на локоть. – Лучше займитесь делом.
К нему немедленно сунулся мэтр Сашфоль со своей опиумной настойкой. И от прозвучавших сквозь зубы ругательств лейтенанта у Виолетты невольно покраснели уши.
– Выпейте. Вам станет легче, – потребовала маркиза, отбирая у аптекаря пузырек и протягивая его раненому.
– Не хочу. Если этот полуслепой старикашка начнет ковыряться в ране, мне все равно недолго придется мучиться.
– Это единственный лекарь…
– К черту их. Делайте все сами. По крайней мере, умереть от женской руки не так противно.
– Благодарю. Вы очень любезны, – устало съязвила девушка, разрезая старую повязку.
Ткань уже успела присохнуть к ране. Виолетте пришлось размачивать батист теплой водой. И все равно, несмотря на ее осторожность, кровотечение началось снова.
– Это хорошо, что кровь течет, – едва слышно успокоил свою врачевательницу лейтенант. – В ране не должно оставаться грязи. Но этого мало. Все равно нужно зондировать.
– Откуда вы знаете?
– Я семь лет провел на войне…
– Я… Я не могу… Я не умею! – всхлипнула Виолетта испуганно. От обилия крови ее начало мутить.
– Это очень просто, – кусая губы, заверил ее де Фобер. – Нужно открыть рану. Зондом, ну, или пальцем. Чем-нибудь… И как следует промыть. И не вздумайте падать в обморок, мадемуазель. Мой посиневший труп станет являться вам в кошмарах!
– Вам будет больно!
– Я догадываюсь. Поэтому буду очень признателен, если ваш слуга меня подержит.
Жак согласно кивнул головой.
– Отчего же не подержать, раз его милость того просит.
В дело вновь вмешался аптекарь, на сей раз старичок протянул маркизе металлический стержень.
– Что это?
– Зонд.
– Такой длинный? – Виолетта откровенно ужаснулась необходимости засовывать все это в рану.
– А шпага как, по-вашему, короткая?
– Прекратите язвить!
Кучер ухватил лейтенанта за плечи, Поль – за ноги. Трактирщица уже вертелась неподалеку с корпией и полотенцами, служанка держала наготове кувшин с водой. Маркиза, перекрестившись, взялась за устрашающий металлический предмет.
Это действительно оказалось больно. Тело Эме дернулось в рефлекторной попытке прижать колени к животу. Но двое здоровых мужчин держали раненого крепко, поэтому он, ударившись затылком о столешницу, почти сразу же потерял сознание. Очень удачно, потому что Виолетта боялась причинить ему боль гораздо больше, чем собственно промывать рану. Скоро все закончилось, и новая повязка, на этот раз сделанная по правилам врачебного искусства (в той мере, в которой мадемуазель де Лажуа оказалась с ними знакома) была наложена на бок.
– Несите господина де Фобера наверх, – распорядилась маркиза.
Трактирщик со свечой в руке взялся показывать дорогу, а его жена со служанкой остались внизу отмывать с пола пятна крови.
– Хотите вина, ваше сиятельство? – тихо поинтересовался Жак, когда раненый был уложен в кровать и укутан одеялами. – На вас лица нет.
– Д-да… Наверное… – девушка с измученным видом присела на краешек постели. Она знала, что самое страшное еще впереди. Жар, лихорадка и все прелести, достающиеся человеку вместе с ранением. – Нужно послать кого-нибудь в Париж. Предупредить отца.
– Собираетесь задержаться в Бюре-сюр-Иветте, госпожа?
Маркиза молча кивнула.
Кучер лишь покачал головой. Хороший слуга не сует нос в дела господ. Хотя гвардеец вроде недурен собой. И ругается душевно.