Книга Плод воображения - Андрей Дашков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черт подери, дела обстояли даже хуже, чем он ожидал. Нестор сказал себе: «Я уничтожу это место… если выживу».
Он, будто завороженный, смотрел в мутные звериные глаза и на вывалившиеся от жары лиловые языки. Он с отвращением ощущал, как пот стекает по его телу; одежда взмокла, и он сильно подозревал, что от него за десяток шагов шибает страхом, несмотря на попытки сохранить невозмутимый вид. Собачкам-то плевать на его вид. Собачки чуяли, кто тут жертва.
Между тем в его поле зрения находились еще и конь со всадником. И Нестор отнюдь не был уверен, что в эту самую минуту седобородый не проделывает с ним такой же фокус, как и со своей свитой хвостатых мясорубок. Во всяком случае, встать на ноги он сейчас не смог бы, даже если бы захотел, а хотел он совсем другого: избавиться от навязанной ему унизительной роли и побыстрее оказаться там, где проблемы улаживаются при помощи простых и однозначных средств вроде крысиного яда или пластида…
Пытка ожиданием казалась бесконечной, однако конец всё же наступил.
— Твой? — обронил всадник. У него был глухой, невыразительный голос. Он словно и не желал говорить разборчиво. А зачем — и так было ясно, кто к кому должен прислушиваться. В данном случае прислушиваться пришлось девочке.
В ответ она кивнула, не сводя со всадника сияющих глаз. Нестор тщетно пытался понять, чего в этом взгляде больше — преклонения перед силой или чистейшей, совершенно не детской ненависти.
— У тебя есть пять минут, чтобы убраться отсюда.
Нестор не разобрал точно, сколько именно минут, но догадался, что это, скорее всего, относится к нему. Можно было, конечно, подождать немного и проверить свою догадку, однако что-то подсказывало ему: это так же умно, как ждать, пока завершится обратный отсчет часового механизма адской машинки.
Ноги удалось разогнуть почти сразу, и уже не слишком волновало, насколько большое пятно образовалось в паху. Нестор повернулся к всаднику боком и двинулся в обратном направлении под пристальными взглядами застывших псов, которые — он не сомневался — в нужный момент могут стать очень и очень быстрыми. Он также не сомневался, что фраза «убраться отсюда» отнюдь не означала «убраться с моей улицы», поэтому пять, десять или пятнадцать минут представлялись ему в равной степени смехотворной форой — самостоятельно он не смог бы убраться из этого места и за всю свою жизнь. А следовательно, собачки всё-таки узнают, как противны на вкус тощие и костлявые бывшие монахи…
Лера-Никита догнала его и пошла рядом, деловито постукивая прутиком по своей ноге. Он с трудом переставлял ноги, спиной ощущая угрозу, нависавшую неотвратимо, точно в голове каждой из тварей пересыпались песочные часы. Оглядываться было незачем — в полной тишине он совершенно ясно осознавал, что позади него никто не двигается. Но эта неподвижность обещала быть недолгой.
— Не волнуйся, Нестор, — сказала девочка вполголоса, не поворачивая головы. — Сейчас я отправлю тебя обратно, но и ты должен себе помочь… Мне понравилось, как ты держался. Когда рядом не будет собаковода, я позову тебя снова.
«Нет уж, спасибо», — хотел он сказать, но понял, что не откажется от визита — ни в следующий раз, ни в любой другой. Тайна этого города уже проникла в его плоть и кровь, как медленно действовавший яд… или лекарство. Лекарство от той жизни, которой он жил прежде, и от того мира, в котором уже многое перепробовал и ни в чем не нашел истины. То, что он задумывал вначале, когда под предлогом участия в проекте стремился попасть в самое сердце исхода, было лишь средством, но не целью. Сейчас перед ним замаячила цель — или призрак цели, с этим он разберется позже, когда будет чуть больше времени, чем пять минут. Нет, не пять. Гораздо меньше.
«Возвращение» произошло мгновенно. Несмотря на почти полную темноту, он сразу понял, что сидит на полу сортира, привалившись к боковой стенке. По контрасту с недавним положением, нынешнее показалось ему вполне терпимым даже после того, как он вдохнул миазмы выгребной ямы.
Отрадно было обнаружить также, что джинсы в паху сухие, он не обмочился, а зажигалка по-прежнему зажата в кулаке. По его ощущениям, с того момента, как он перешагнул порог, времени прошло всего ничего; он пережил нечто вроде минутного обморока. Какая-то тень пробегала по сознанию, постепенно бледнея, пока не исчезла полностью.
Он поднялся, расстегнул джинсы и сделал то, ради чего совершил чуть ли не самую странную прогулку в жизни. Впрочем, теперь у него появились некоторые подозрения относительно истинной мотивации своих поступков. «Я не нуждаюсь в „креатурах“», — сказал голос. Тем не менее Параход чувствовал себя «креатурой» сильнее, чем когда-либо раньше, и подумал, не испытывают ли нечто подобное религиозные фанатики, искренне полагающие, что являются творениями божьими — со всем своим дерьмом.
Но голос, кажется, не претендовал на статус божества. Кроме того, он дал ясно понять, что Параходу предоставлена свобода выбора и даже свобода самоустраниться под предлогом временного помрачения рассудка. Но думать об этом всерьез не получалось. Он понимал, что слишком глубоко увяз в происходящем и этот город так просто его не отпустит. Если отпустит вообще… И Параход отнюдь не был уверен, что хочет уехать отсюда и вернуться к прежнему существованию. В этом смысле обещание «ты сможешь остаться» звучало почти как искушение.
Напоследок он проделал небольшой эксперимент — довольно рискованный, учитывая, какими спецэффектами сопровождался «обморок». Выйдя из сортира, Параход снова в него зашел. Ничего не случилось. То ли эта штука действовала одноразово, то ли он теперь сунулся без приглашения, то ли сортир тут вообще был ни при чем. Параходу больше нравился третий вариант: ему казалось, что на тот свет можно стартовать откуда угодно, надо только знать координаты места назначения.
Он вернулся в дом и остаток ночи пролежал с открытыми глазами, пользуясь бессонницей как рикшей и поочередно вгоняя себя в различные пограничные состояния — приятные и не очень.
Он не испытал ничего нового. И всем этим состояниям было далеко по степени паршивости до пребывания «в гостях» у голоса. Параход догадывался почему — потому что он не сам отправился туда; его вытащили. Кому понравится абсолютная зависимость?
Июльский рассвет рано пробрался в окна. У Парахода осталось время на то, чтобы многое вспомнить и о многом подумать, в частности о том, что именно ему предстоит сделать… и с кого начать.
От необходимости трудного выбора его избавила чувиха. Через десять минут после окончания «мертвого часа» ноутбук просигналил о получении сообщения. Параход ознакомился с очередным приказом и понял: она знает о голосе, и не только. Помимо всего прочего, это означало, что никакого выбора у него на самом деле нет.
Он продержался на ногах и не вырубился до тех пор, пока не оказал Малышке первую помощь. Убедившись, что перевязал ей руку не слишком туго, он попросил ее проглотить болеутоляющее. Должно быть, сказалось пережитое потрясение — спустя несколько минут она уже спала. И хотя ее сон был неспокойным, а его самого донимала боль от огнестрельной раны в правом боку, он сказал себе: «На сегодня всё кончилось. Всё хорошо».
