Книга Том, Дик и Дебби Харри - Джессика Адамс

— Запретный полог, — невольно вырвалось у нее. — Потрясающе!

— Вообще-то здесь нет ничего таинственного, — признался Ник. — Мой скромный кабинет, пара служебных помещений и церковная зала, где мы празднуем Рождество и всякие знаменательные даты.

Бронте попыталась представить Ника (она так и не могла заставить себя называть его «святым отцом») на вечеринке, — например, играющим в пинг-понг. Бокалы с апельсиновым ликером, сандвичи со спаржей… До чего же обидно, что Господь похитил Ника Балларда в самом расцвете его молодой жизни, подумала она.

— Ник, а вы сами правда-правда во все это верите? Ну, я хочу сказать — для вас же это просто работа, разве нет? Такая же, как любая другая. Вы ведь, наверное, тоже не со всем согласны.

— И все же я верую, — просто ответил он, подняв на нее свои честные синие глаза.

Усаживаясь, Ник приподнял рясу, и Бронте успела разглядеть его лодыжки. Теперь она понимала, почему в викторианской Англии это считалось верхом эротизма.

— Со мной в последнее время происходили довольно странные вещи, — призналась она. — И теперь я ищу ответы на свои вопросы.

— Так.

— Сначала я думала, что скоро умру. Затем моя лошадь воскресла из мертвых и начала со мной разговаривать, а потом отвратила мою неминуемую смерть под колесами машины. Так что мне теперь во многом нужно разобраться.

— Например? — спросил отец Баллард.

— Например… Вы готовы?

— Готов, — ответил он, хотя Бронте в этом сомневалась.

— Тогда… — начала она, набрав побольше воздуху в легкие, — как Иисус отодвинул камень от своей гробницы? Ну как?

— Ну… — протянул отец Баллард.

— Так же, как моя лошадь оттолкнула меня тогда на улице? И ради чего я осталась в живых? Я никому ничего хорошего не сделала.

— В этом я как раз не уверен. — Священник улыбнулся.

— Что такое рай? Что такое ад? Есть ли там слоны?

— Простите, что вы сказали?

— Ганеша, индийский бог, он тоже на небесах? А Будда? Откуда вы знаете, что правы католики, а не индусы? Едем дальше. Если человек попадает в ад, может ли он вернуться на землю в другой оболочке? И главное, попаду ли я в ад? И где сейчас Ангел, это моя лошадь, — в раю? И если да, то в каком — в человеческом или лошадином? Или рай един? Как-то сложно представить мою бабушку жующей травку в райских кущах.

— Да, — признал отец Баллард.

— И где сейчас все пятьдесят миллионов лошадей, умерших с сотворения мира? Где они? Нашлось ли и для них местечко?

— Ага! — Ник Баллард открыл было рот, чтобы заговорить, но Бронте уже несло.

Она подобрала под себя ногу, усаживаясь поудобнее.

— Видите ли, святой отец, — я понятия не имею, для чего меня оставили на этой земле. Я бросила работу, потому что ненавидела ее всей душой. С тех пор я брожу как неприкаянная. У меня нет ни цели, ни устремлений. Я словно перекати-поле. Ну за что мне все это? А в последнее время я только и делаю, что вопросы задаю.

— Ищете себя.

— Ищу. Понимаете, буддисты уверяют, что у человека не одна, а сто жизней, но откуда мне знать, что это действительно так?

Ник улыбнулся.

— Если они правы и я побывала на этой земле во времена Римской империи, то почему я ничего об этом не помню? Даже итальянского не знаю. Даже лазанью не люблю. А Ганеша? Он уже две недели стоит на моем туалетном столике, хоботом размахивает, а я что-то не сильно поумнела. Или он только индусам помогает? — Бронте вздохнула. — Не знаю, святой отец, может, марксисты и правы, и это все лишь опиум для народа.

Брякнув про марксистов, Бронте забеспокоилась, не задела ли она его религиозных чувств своими словами, но отец Баллард прямо-таки подпрыгивал от восторга. Заблудшая овечка, обреченно подумала она, — небось лучший экземпляр за весь месяц.

— Мормоны, мусульмане, иудеи, свидетели Иеговы, спиритуалисты, — перечисляла Бронте, — кришнаиты, теософисты, это новое увлечение Мадонны, как там его…

— Каббалистика, — услужливо подсказал священник.

— Бахаизм, протестантизм, англиканская церковь, зороастризм…

— Зороастризм? — Ник удивленно приподнял бровь. — Да вы и в самом деле времени не теряли!

— И знаете что? Беда всех религий — переизбыток откровений, — вздохнула Бронте. — И это мое первое и последнее откровение.

— Вы думаете? — спросил священник.

— У всех откровения! — Бронте чуть не сорвалась на крик. — Буквально у всех! Под деревьями, на горных вершинах — и всегда разные. И никто ни с кем не соглашается. Можно есть свинину — нельзя есть свинину. Можно женщин возводить в церковный сан — нельзя женщин возводить в церковный сан. И кто же прав, хотелось бы знать? Да хватит уже откровений, поговорим о фактах!

— Можно поинтересоваться, чем вы занимаетесь? — внезапно спросил Ник. — Вернее, занимались.

— Работала в журнале, — ответила Бронте, тут же осознав, что выдает себя с головой.

Они помолчали. Бронте уставилась на распятие над каминной полкой, а священник задумчиво смотрел на огонь.

— Помните, я сказал, что этот разговор лучше сопроводить чашкой чая? — спросил он наконец.

Бронте кивнула.

— Так вот, чая здесь хватит на целый год, — улыбнулся он.

— Или на целую жизнь. Приходите еще, — предложил отец Баллард. — К сожалению, через четверть часа я жду людей. Приходите завтра, хорошо? Или, может, вы бы хотели встретиться с кем-нибудь из прелатов?

— Понимаю, — улыбнулась Бронте, — подключаем тяжелую артиллерию…

— Любой из ваших вопросов займет у нас как минимум день, — ответил отец Баллард, поднимаясь.

Последовав его примеру, Бронте встала и протянула ему руку:

— Все равно спасибо.

Миновав бархатный полог, они прошли мимо деревянных скамеек к церковным дверям.

Прежде чем расстаться — она уже знала, что никогда сюда не вернется, — Бронте позволила себе бросить один прощальный взгляд на лицо священника. И попыталась представить, как бы все обернулось, будь он простым смертным, торопящимся домой, а не священнослужителем по пути в католическую церковь. Но отогнала эту мысль и вышла на улицу, а отец Баллард так и остался стоять в дверях, приподняв руку в прощальном жесте.

Хоть курить расхотелось, размышляла Бронте, направляясь в сторону парка, — может, и вправду чудо Господне? Интересно, все женщины прихода тайно в него влюблены? Вряд ли — они, наверное, в сто раз благочестивее некоторых. Она-то всегда была бесстыжей суетной язычницей — даже церковь для венчания выбрала из-за красивых витражей.

И вдруг ее осенило. Отец Ник Баллард был первым мужчиной за долгие месяцы, с которым ей захотелось переспать!