Книга Редкая птица - Петр Катериничев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пусть мне и каюк, но могу поклясться: никакой информации Лека мне не передавала. На чем вам присягнуть – Библия, Коран, Талмуд? Могу на Уголовном кодексе и на собрании сочинений вождя. Того, что вам ближе.
– До нашего разговора я тоже в этом сомневался. Но сейчас – уверен: информация у вас. Я допускаю, что девушка сделала это в такой форме, что вы не поняли, что вам передано. И тем не менее часть ее вы уже вспомнили, осознанно или нет.
– Извините, вопрос не праздный, может, это поможет мне вспомнить…
– Да?
– Не понимаю… Если она и сделала это, то зачем?
Ведь я для нее был человек достаточно случайный…
– Возможно, девушка решила, что вам можно доверять. Что вы надежны. Что вы для нее – не случайны и сможете помочь в трудной ситуации… Кстати, она и не ошиблась: интуитивно пришла к тому же, чему и наши аналитики после кропотливого изучения вашей личности.
– Но все это имеет смысл только в том случае, если бы я знал, о чем речь.
– Ничего, вы догадливы. У вас развитая интуиция. Возможно, девушка рассчитывала позднее связаться с вами, сказать ключевое слово или дать дополнительную информацию, и вы бы все поняли. И начали действовать.
– Может, теперь подскажете?
– Подскажу. Но запомните одно: никакой обратной или запасной дороги у вас нет. Или вы скажете нам все, что помните, или умрете.
– Все мы смертны. Но один нюанс: где гарантии, что после того, как я изложу вам интимные подробности наших встреч и вы удовлетворитесь, – я хмыкнул, – вы не шлепнете меня за ненадобностью?
– В этом не будет необходимости. Посмотрите вот это!.. – Он бросает мне на колени конверт. Раскрываю.
Фотографии. Я с амбалом на пляже. В состоянии, так сказать, ссоры. Крупно: голова амбала, пробитая пулей. Я вылезаю через балкон на Конева. Стою с оружием в комнате. И – фотографии трупов, крупно. И, наконец, одни трупы: особнячок.
Прямо не фотоколлеция, а мясокомбинат какой-то.
– Ну что? Пожимаю плечами.
– У вас свои вкусы, у меня свои. Я предпочел бы «Плейбой».
– Нам нет необходимости убивать вас. Гораздо выгоднее держать вас на крючке.
– Сорваться могу…
– Вряд ли. Лески у нас прочные, ловцы опытные. Наливаю хрустальный стакан коньяку. Выпиваю залпом. Следом – еще один.
Мужчина смотрит на меня, чуть склонив голову. С презрением. По его версии – я сломался и вот-вот решусь. На откровенность. А потом – он прикажет меня пришить. С чувством хорошо выполненной работы. И глубокого удовлетворения.
– Прекратите наливаться… Лучше вспоминайте. Вслух.
– Ребята. – Голос у меня чуть хриплый, язык ворочается медленнее – то, что нужно. – Если я такой важный, что ж вы меня в такую бодягу подставили… Ведь живой остался, ей-богу, чудом… – Похоже, мне даже удалось хлюпнуть носом и влажно заблестеть глазами от жалости к себе…
– Вышла недоработка. Мы передали ваши данные в центр, они что-то не очень оперативно сработали… Мы получили ответ, когда вас уже ввели в здешнюю операцию. Накладки случаются везде.
– Ну да, и на солнце пятна…
Наливаю еще стакан. Из другой бутылки.
– Прекратите!
– Я чуточку… Половиночку…
Итак, дружок, ты должен поверить, что сломал меня. Должен. Я чувствую, как лицо покраснело от спиртного, кровь пульсирует в висках… Нужен еще один ход.
Верный. Беспроигрышный. Что для него?
Поднимаю голову. Тяжело.
– Сколько вы мне заплатите? Если я вспомню?
– Вы блефуете, Дрон. Вы ведь достаточно равнодушны к деньгам.
– К деньгам – да. Но не к тому, что на них можно купить.
Мужчина задумался.
– Сколько вы хотите?
– Сто тысяч. Долларов.
– Это большая сумма.
– Для меня – да. Для вас – нет.
– Вы получите эти деньги.
– Когда? Как?
– Вспоминайте информацию. – Я жду. Смотрю на него просительно:
– Я чуть-чуть. – Для убедительности показываю пальцами:
– Сто граммчиков…
Лицо у мужчины как каменное. Интересно, он именно так представляет себе лик презрения? Наверное, я хорошо вписываюсь сейчас в его жизненную установку: я – тля, он – повелитель. Или – вершитель.
Доливаю спиртное до полного стакана. Жадно пью. В два глотка. Опускаю голову.
Итак, какой основной грех людской? Гордыня. Отец всех остальных и всяческих: зависти, алчности, властолюбия. Человек считает, что Господь ему недодал… Значит, нужно взять самому. Силой. У других. Гордыня…
Этот скверный мужичонка не выносит оскорблений. А я как раз собираюсь это сделать. Положить и на него, и на его гребаную организацию… Пусть развяжется, а там видно будет. Для него я – пустяк человеческий, пыль, ничто. Но…
Тщеславие… Тем более, я – временное явление… Ничего он не теряет… А я выигрываю… Время. Ничего другого у меня уже не осталось.
Пора.
Поднимаю лицо. Искаженное пьяным презрением и жаждой справедливости:
– Ты… Позорный сучара… Ты кого купить хочешь?.. Дрона?.. Редкую птицу – в клетку?.. Да срать я хотел на тебя и на твою говенную организацию… Ты посмотри на себя в зеркало… Ты кто?.. Опер?.. Контролер?.. Ты – шлюха в штанах, сутенер, паскудный сводник, вот ты кто! И вся твоя служба – публичный дом, только здоровый… Сучары… Позорные…
Тяжело опускаю голову.
Пьянство дает одно преимущество: говорить то, что хочешь. В моей ситуации это преимущество абсолютно: не придется отвечать за свои слова. Ибо скоро спросить будет не с кого.
Он должен мне поверить!
Снова поднимаю лицо.
Мужчина улыбается. Он совершенно спокоен.
– Благодарю вас, Дрон. Вы действительно. Я в вас не ошибся…
Что-то мне очень не нравится такое начало…
– Хотите знать, что мы за организация? Ну что ж… Вы же понимаете, есть власть явная, ничего не значащая. И есть власть тайная. Реальная. Эту власть я и представляю.
– Масоны, что ли?
– Не говорите ерунды, вы же не обыватель, обчитавшийся идиотской прессы.
Миф о масонах просто сохраняет в обществе определенное напряжение… Это как для ребенка – Баба Яга в темной комнате. Мы – власть реальная, власть профессионалов, заботящихся о будущем человечества… Мы – элита…
– А по мне вы – говно…
– Прекратите, Олег, вам это не идет.
– Почему? Я-от души. Всякая сволочь называла себя спасителями человечества от чего-то… А иначе – неинтересно.