Книга Джентльмены чужих писем не читают - Олег Горяйнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты, Релампахо, сошёл с ума. ещё слово, и будем объясняться на собрании…
– Да ладно! Я пошутил, женщина! Ни черта не понимаешь шуток. Забирай игрушку и вали отсюда, компаньера. Да, не вздумай оставлять её под столом в авоське.
– Не учи ученого, амиго. Меня готовили к таким штукам. Hasta la vista[60]!
– Hasta la vista.
Парнишка всерьёз расстроился, думал Бурлак, усаживаясь в свой серый “опель”. Слабак. Вкуса крови не знает ни хрена. Значит, и в глотку вцепляться не научится. Не наш человек. Не разведчик. Гуманист. Сопляк. Валенок сибирский.
От него, впрочем, и не требуется в глотку вцепляться. В п… вцепился объекту – и ладно. А в глотку – это уж мы сами с Машковым. Как-нибудь с Божьей помощью. Осуществим, так сказать, кожно-ногтевой контакт. Гад буду, уйду на пензию – сманю за собой Машкова. Вот кто умеет в глотку-то вцепляться! Не хера парню в ГРУ делать. Без меня его сучонок сожрёт с говном и даже не рыгнет, пидарас.
А не сучонок сожрёт – бройлеры в лампасах сожрут. Как уже сожрали пол-страны и две трети армии. Суки. А что покамест не сожрали, как ГРУ, например, то обескровили. Деньги – кровь – высосали, растащили по карманам, по спецсчетам в Коста-Рике, Люксембурге, Швейцарии. Лучших людей – тоже кровь сущую – высосали, поувольняли, посокращали, пораспихали по отдаленным полигонам. Гады. В наше время порядочному человеку в армии не место. Наше время порядочному человеку надо перетерпеть. Просто перетерпеть. Перетоптаться где-нибудь в сторонке. Когда-нибудь количество топтунов перерастёт-таки в грозное качество. И тогда из земли вырастет рычаг, который достанет до неба, люди, честные люди, хором дружно возьмутся за него, потянут все вместе, и тогда история пойдет в правильном направлении.
Если бы не было на это надежды – на хер бы тогда вообще оно всё.
А парнишка действительно обеспокоился. Дурак, ох, дурак, помотал кудлатой башкой Бурлак, выруливая на проспект Инсурхентес. Ну и дурак. Нельзя же увлекаться. Нельзя. Кто знает, что завтра понадобится сделать ради интересов Родины? Может, её придется убить, эту девку. Может, папашу её придется убить на глазах у нее. Может, привязать к креслу и прижигать утюгом интимные места обоим по очереди, пока не скажут что-нибудь такое, о чём внезапно понадобилось знать военной разведке или лично батьке Бурлаку. А у этого мудака – любовь, понимаешь… Объяснил же, к кому его засылаю. Международная прошмандовка с явным сдвигом по фазе, убивающая ни в чём не повинных людей налево и направо, и папаша её, взяточник и ворюга, к тому же продающий за баксы свою родину-Маньяну проклятым америкосам, врагам всего человечества, мирного и мирового. А что? Разве не взяточник? Разве не ворюга? А на какие шиши он себе хоромы такие возвел в Акапулько, если не ворюга? Жалованья государственного чиновника в Маньяне не хватило бы даже на облицовку бассейна. Ясен перец – цэрэушный шпион наш папашка. Кстати, возможно, дело так повернется, что и двух зайцев удастся убить: через дочку – выйти на боевую организацию, через папашку – взять за афедрон Петрова, заловив на левых связях с ЦРУ, тоже на старость себе что-нибудь в загашничек отложить…
А может, и ЦРУ здесь не при чем. Какая-нибудь кокаиновая мафия… Ладно, разберёмся.
То ли, это ли, всё равно не самая подходящая компания для простого русского парня, советского, то есть российского офицера. Объяснил же: в стан врагов тебя забрасываю, самых что ни на есть врагов. Не вздумай чуйства свои дурацкие проявлять… – проявил, говнюк.
Обрисовал ему однозначно, что, буде они, папаша-то с дочкой, что заподозрят в отношении его, Ивана Досуареса, – колготиться с нравственными категориями не будут: тут же, не отходя от кассы, к стулу-то привяжут и мошонку дверью зажмут. И спросят, кто таков есть, да кто посламши. И любовью будет пахнуть в ситуации, которая сложится, ещё меньше, чем тайгой сибирской. Вся любовь кончится в один момент. Покивал Ванька-дурак, а в глазах-то мутота как была, так и осталась, ни хера никуда не делася…
Ага, а вот и “Макдоналд'с”. Красивый, собака. Одного стекла тонированного стекольному заводу средней мощности – на месяц работы. Да…
Бурлак приткнулся к тротуару. Нужно полюбоваться напоследок шедевром модернистической архитектуры, а то после взрыва то, что останется, заберут в леса и до самой бурлаковской пензии не откроют. Если вообще не снесут на хрен. Говорят, такие сооружения дешевле сносить и строить по-новой, чем восстанавливать по стеклышку, по кирпичику.
А заодно полезно заранее присмотреть место, где послезавтра встать незаметно, чтобы полюбоваться фейерверком. Полковник Бурлак такое зрелище пропускать был не намерен. Нужно встать так, чтобы ни малейшего подозрения не вызвать у тех двух мудаков, что следят за Бурлаком, толстяка и суходрочника, в том, что российский резидент оказался на месте теракта совершенно случайно. И так уже Бурлак по краю ходит: сегодня второй раз нарушил золотое правило разведчика: отрыв запрещен! Опять ушёл от хвоста. А это чревато. Вот стуканут они куда следует – приставят к Бурлаку человек сорок, и тогда даже цвет бурлаковской мочи в писсуаре от маньянской контрразведки ему будет не утаить… Конечно, конечно, нельзя так рисковать.
Выбрав открытую кафешку в полутора сотнях метров от злосчастного “Макдональд'са”, на другой стороне проспекта Инсурхентес, Бурлак решил вести наблюдение оттуда. Он вышел из машины, отмахнулся от “марии” – профессиональной нищенки-индианки с замурзанным младенцем на руках, послал подальше какого-то усача в сомбреро, попытавшегося продать ему цветастое пончо, и сел за столик. Подбежал официант. Бурлак заказал пиво “Карта Бланка” и орешки.
Да, наблюдательный пункт получился вполне командирский: видно было всё как на широком экране, осколки через проспект не перелетят, толпа в панике рванет налево и направо, но никак не сюда. Bueno.
Бурлак вынул из кармана телефон и позвонил в посольство. Тихо. Никто его не спрашивал, никто им не интересовался. А интересовался бы – позвонили. На фронтах – затишье. Сучонка он отправил в командировку в Меридо – якобы отдохнуть, побродить, пирамиды древние или что там у них посмотреть разинув рот, пофотографировать, а заодно пройтись пару раз в нужное время в нужном месте с газеткой в руке, чтобы некий человечек маньянской национальности по имени 4М-123-009, а кто такой – хер его знает, увидел, что не забыли его старшие спонсоры-товарищи по подпольной борьбе за всеобщее счастье человечества, помнят, волнуются, и как только труба затрубит – так сразу и призовут под знамёна. Незамедлительно. Машкову, обеспечивавшему с утра его встречу с 4F-056-012, то есть с Иваном, Бурлак дал полдня выходных: у парня сперма скоро из ушей забрызжет, зачем издеваться над человеком, нехай трахнет раз пяток свою длинноногую негритоску. Остальные ходоки занимались кто чем, согласно текущему плану работы. Дела шли, контора писала.
На определенном этапе Иваном придется пожертвовать.
И пожертвовать в самом прямом смысле этого слова. Отдавать его назад, в Аквариум – опасно. Чуть только парень словом обмолвится о том, что выполнял какие-то задания резидента, о которых в Центре слыхом не слыхивали – на следующий же день Бурлака найдут, где бы он не находился: в Маньяне, в Коста-Рике, хоть на базе морских пехотинцев в Гальвестоне, штат Техас, – найдут, штаны снимут и выдерут примерно, чтобы ни у кого никогда не возникало больше желания приватизировать ценных агентов глубокого залегания. Сдавать Ваньку маньянским властям – ещё опаснее. Дипломатического прикрытия у него нет, значит, контрразведка будет его в говне топить, пока он не сдаст всех, начиная Бурлаком и кончая “Съело Негрой”.
