Книга Воин мочика - Лин Гамильтон

Что же до нашей подлинной цели, нашего шпионского эксперимента, el Hombre так и не покидал дома, равно как никто к нему и не приходил. Наивысшее следопытское достижение, выпавшее на мою долю, состояло в том, чтобы проводить Карлу до рынка и полюбоваться, как она покупает бананы.

Однако сей визит на рынок имел-таки два довольно тревожных аспекта, правда, ничем, как мне казалось, с самой Карлой не связанных. Во-первых, и продавцы, и покупатели только и говорили, что о погоде и бешеных ливнях в горах, в результате которых все оросительные системы того и гляди прорвутся. А в результате рынок более походил на массовую эвакуацию. Все, как с цепи сорвавшись, затаривались продуктами. Мне, впрочем, было довольно трудно разделить всеобщую панику. Кругом стояла великая сушь.

А во-вторых, именно тогда во мне и зародились первые подозрения, что за нами тоже кто-то следит. Ничего конкретного, лишь навязчивое ощущение чужого присутствия. Мне несколько раз мерещился на себе чей-то взгляд, но, обернувшись, я не замечала ничего странного. Правда, в другой раз я краем глаза словно бы различила исчезающего в боковом проходе человека. А еще как-то видела поспешно отпрянувшую тень. Однако в конце концов я убедила себя, что все это мне лишь кажется. Я до смерти боялась Паука — но, честно говоря, будь это и вправду он и охоться за мной, не думаю, что он тратил бы время на долгие хождения вокруг да около. Поэтому я сосредоточилась на том, что должна следить сама, а не дрожать, как бы меня кто не выследил.

Как мы с Хильдой довольно скоро поняли, вся штука в подобных сыщицких играх отнюдь не в том, чтобы тебя не заметили. Вся штука в том, чтобы не заснуть. Мы по очереди давали друг другу немного вздремнуть на заднем сиденье, пока вторая караулила дом. Иногда мы занимали наблюдательный пост где-нибудь под навесом, иногда парковали грузовик на улице, откуда могли видеть сразу обе двери дома. Мы меняли место наблюдения не столько даже для того, чтобы не привлечь внимания, сколько чтобы хоть как-то двигаться.

Вечером, как и накануне, Карла и отправились на машине за три квартала ужинать в «Эль Мочика». Само по себе в этом не было ничего удивительного: тамошний ресторан, единственный в городе, мог похвастаться белыми скатертями. Там снова заседал Сэсар, а бар прочно оккупировал Лучо с приятелями.

Пока Лафорет и все прочие ели и пили со вкусом и шиком, мы с Хильдой перекусили сандвичами с жареным цыпленком в polleria чуть дальше по улице. Если в Перу и есть национальное блюдо, так это polio, курица. В Перу pollerias не меньше, чем пиццерий у нас в Торонто.

— По-моему, я сейчас обрасту перьями, — застонала Хильда, когда я протянула ей очередной сандвич с курятиной. Мы сидели в грузовике неподалеку от «Эль Мо». — Еще один сандвич, и я начну нестись. О, и почему я не ела все те деликатесы, которые нам готовила Инес? А если я еще одну ночь проведу не у себя в кровати, спина у меня никогда не придет в норму.

Я сочувственно кивнула.

— Почему-то, — продолжала она, указывая сандвичем в сторону бара, — я думала, что все эти противозаконные операции должны работать, как хорошо смазанная машина. Сама не знаю, почему я так думала, ведь я во всех этих делишках ничего не смыслю. По моим представлениям, стоило нам подсунуть Лафорету эту подвеску, как тут-то все и должно завертеться, а мы бы просто проследили, а потом вызвали полицейских — всех четырех. Вот уж не думала, что контрабанда — такое нудное ремесло.

Она вздохнула.

— Не знаю, насколько гладко эта их система функционировала раньше, — отозвалась я. — Может, и правда, как хорошо смазанная машина. Но два года назад у них явно что-то сошло с рельсов, когда эта посылка с тремя предметами доколумбова периода как раз переправлялась в галерею в Торонто, а хозяин этой галереи, причем единственный владелец, возьми да умри. Причем умер он при таких обстоятельствах, что было очевидно, что там так и кишит полиция.

Наверное, тогда контрабандисты не могли ничего предпринять, чтобы вернуть утраченное. Боялись навлечь на себя подозрения. Так что им оставалось лишь ждать. Помнится, Стив сказал, что Лафорета не видели в этих краях уже года два, он перенес свою деятельность дальше на юг. Так вот, они ждали, и наконец их добро попало на аукцион у «Молсворта и Кокса».

Теоретически все было проще простого. Посылаешь кого-то выкупить все назад. Конечно, приходится платить, но это все ерунда, потому что эти предметы стоят целое состояние, а все считают, что это просто-напросто реплики. Но тут все снова пошло не так. За изделиями мочика пришли сразу двое. Ящер, Рамон Сервантес, таможенный агент из Лимы, и какой-то еще человек, которого я называю Пауком. Возможно, они действовали вместе: у Паука не было таблички участника аукциона, так что, может статься, покупку доверили Ящеру. Впрочем, я так не думаю. Мне они не показались большими друзьями. Как бы там ни было, а ни тот, ни другой не получили желаемого. Коробку купила я. Потом пропал орешек, а потом Ящера убили прямо у меня в магазине, а florero похитили. Единственный, кто мог убить Ящера — это Паук. Кто еще в Торонто стал бы сводить счеты с таможенным агентом из Лимы?

А потом я отправляюсь в «Дороги древности» в Нью-Йорке и там упоминаю имя торонтского торговца антиквариатом, да еще и спрашиваю об изделиях мочика. После чего Эдмунд Эдвардс тоже погибает.

С виду дела в нашей шайке контрабандистов идут не очень-то гладко. Но вот Лафорет возвращается в город. Почему? Или, точнее, почему он все еще торчит в городе сейчас, когда Карлос мертв, пусть даже этого еще никто и не знает, а вся округа взбудоражена смертью huaquero и надвигающимся дождем? Не потому ли, что угроза организации исходила от Ящера, или от старика в Нью-Йорке, или даже от Карлоса, а теперь все они мертвы? Хотя мне все равно кажется, что фабрика Параисо каким-то боком должна быть ко всему этому причастна. Или же Лафорет остается здесь потому, что найдено что-то очень и очень ценное, что-то, ради чего можно рискнуть? По-моему, нам надо продолжать слежку. Что-то непременно должно произойти.

— Вы все еще думаете о том ягуаровом сокровище, которое добывают через трещину в скале? — спросила Хильда.

— Да, — призналась я.

Примерно в этот момент появились Трейси с Ральфом. Они припарковали второй грузовик напротив «Эль Мочика» и вошли в бар.

— По-моему, единственный, кого еще не хватает, это тот ваш приятель, перевоплощение Великого Инки, — заметила Хильда.

— Манко Капака, — кивнула я. — Вы правы. Состав точно тот же, что и вчера, только его нет. А почему бы мне, пока Трейси с Ральфом сидят в баре, не взять тот грузовик — у меня есть запасной комплект ключей, — и не сгонять в коммуну? Проверю, там ли он. Я все еще думаю насчет Карлоса и того маленького полуразрушенного домика за «Параисо». Возможно, пока все уютно устроились в баре на ближайшие час-другой, я загляну и туда тоже.

— Отлично, — согласилась Хильда. — А я пока буду держать оборону. Только, ради бога, вы там поосторожнее!

В коммуне меня встретила довольно безумная девчонка-подросток, отзывавшаяся на имя Солнечная Вспышка. Несмотря на все мое отвращение к подобным кличкам, надо признаться, имя ей подходило: рыжие волосы девочки торчали вокруг головы острыми иглами, а изъяснялась она пулеметными очередями почти не связанных между собой слов, точно бросая вызов сообразительности собеседника. Я спросила ее, не объявлялись ли Ягуар с Пачамамой.