Книга Аутодафе - Александр Щеголев

– Закусывай, закусывай… У вас, в Европах, спирт пить не научены. В глотку вольют, чем ни есть сверху притиснут – думают, так и надо. А закусь, милок, это первейшее дело… Если правильно закусить, спирт как вода идет, и пьян человек по-хорошему, без дурости и озверения.

Сюрреализм… Полчаса назад мы схоронили в неглубокой, чуть прикрытой дерном могилке тушу Морфанта – а теперь сидим в избе, и хозяин поучает меня, как надо пить спирт.

Как ни странно, универсальное русское лекарство и сейчас не подвело. Спустя недолгое время сонное отупение, не покидавшее меня после неожиданного финала погони, отступило. Никакие иные признаки опьянения не проявлялись. Бывают такие состояния тела и духа, когда спирт и в самом деле идет как вода.

Второй стаканчик лишь усилил положительный эффект. От третьего я решительно отказался. Спросил о главном:

– Как вы умудрились оказаться так удачно в нужном месте в нужный момент?

– Сдается мне, это ты, парень, удачно в нужное место подбежал… А я, сам знаешь, за рекой да поселком ихним порой приглядываю. А нынче ночью вообще не спалось что-то, поставил пару сетей-сороковок в заводинке, сам в лодке, в камышах сижу – нынче всякой шушеры развелось немерено; раньше-то как бывало: коли снасть чужая, так и не трогают, есть ли хозяин вблизи, нету ли… В общем, видел, как в лодку тебя затаскивают, – едва-едва развиднелось. Ну, думаю, всё, кончилось мое терпение… Федор, потом Юрий, потом дружок его… Теперь вот ты… Я ж ведь много ночей не спал, думал, как бы с нечистью этой разобраться. Не в газету ж писать… К Гришке Кружакову письмецо и вернется, закатают в дурку – и рассказывай там санитарам про бабищ, что медведями оборачиваются. В общем, сходил домой за ружьем – и на тот берег. Решил: завалю хоть одну тварь, и будь что будет. Скока ж терпеть-то можно?

– За сына вы рассчитались… Теперь уезжайте, переждите где-нибудь, пока всё не закончится. Если труп найдут, сразу поймут, кто тварь прикончил. Одно такое ружье во всём Лесогорске.

– Э-э-э, нет… Не дождутся. Мои деды-прадеды тут охотничали, когда Лесогорска и в помине не было. Это они пришлые и временные. Пусть они и уходят.

Я не стал спорить, хоть и понимал: победой одинокая война старика едва ли закончится. Расспросил, кто именно грузил меня в лодку. Выяснилось – Кружаков и еще двое незнакомых Василию Севастьяновичу мужчин. Скалли, судя по описанию, среди них не было.

Сколько продлится прилив сил, вызванный снадобьем старика, я понятия не имел. Ввиду малого опыта поглощения настоянного на травах спирта. И поспешил откланяться, еще раз посоветовав уехать куда-нибудь на время…

На прощание Василий Севастьянович, не слушая протестов, вручил мне литровую солдатскую флягу со своим эликсиром. Второй его подарок порадовал больше – длинный и острый как бритва охотничий нож с рукоятью из лосиного рога.

С этой экипировкой я вновь шагал пешком по бесконечной улице Баймеджона, совсем как неделю назад. Шагал и думал: смешно получится, если резидента Хантера заметут коллеги покойного Кружакова за незаконное ношение холодного оружия…

2

Странное место этот Лесогорск… Неприятное. Пора бы уже мне привыкнуть к зрелищу последствий взрывов, пожаров и погромов, возвращаясь в избранные для проживания места, – но всё никак не привыкну.

Такая мысль пришла в голову, едва я переступил порог хибары Котовского.

План действий до сего момента у меня имелся непритязательный: ничем не выдавая Скалли своих подозрений, улучить момент и поговорить наедине с Мартыновым. Потом вдвоем повязать предателя – и немедленно связаться с Юзефом. Пусть получит столь желанную крысу, а заодно обеспечит безопасный вывоз из Лесогорска наших трофеев.

Мечты, мечты…

В избе – полный разгром: поломанная мебель, битая посуда, вдребезги разнесенный старенький черно-белый телевизор, на полу небольшая лужица подсохшей крови. Ни Генки, ни Скалли… И никаких следов захваченной в «Уральском Чуде» добычи.

«Красный командир» Котовский, как ни удивительно, пребывал на своем законном месте. Спокойненько дрых, сидя на табуретке и опустив голову на стол, лишившийся скатерти. Рука «героя гражданской войны» сжимала литровую водочную бутылку, полностью опустошенную. Точно такие же – порожние – бутылки обильно усеяли пол, некоторые были разбиты. Коробка, служившая вместилищем водочным емкостям, опустела.

Да-а-а… Следующие четверть часа были посвящены приведению Котовского в пригодное для беседы состояние. Не помогало ничего. Я разболтан в литровом ковше воды изрядное количество нашатырного спирта, найденного в аптечке, и попробовал влить эту адскую смесь в глотку «красного командира», – тщетно. Вылил ковш ему на голову – Котовский пробормотал нечто невразумительное и вновь отключился. Бил по щекам, энергично массировал уши… Безрезультатно. Отчаявшись, я налил в стакан толику содержимого фляги Василия Севастьяновича.

Котовский, не открывая глаз, цепко ухватил емкость. Поднес к губам, осушил… Заморгал, сфокусировал взгляд на мне. Спросил хрипло:

– Еще есть?

– Есть. Но не налью, – безжалостно ответил я. – Пока не расскажешь, что тут приключилось.

Намучались оба – Котовский, пытавшийся заработать еще толику спирта, и я, пытавшийся выделить рациональное зерно в его посталкогольиом бреду.

В конце концов обрисовалась следующая картина: вчера (или позавчера, или три дня назад – чувство времени мой собеседник совершенно утратил) он не то очнулся, не то проснулся от оглушительного выстрела, прозвучавшего над самым ухом. Открыл глаза и увидел незнакомого человека, хладнокровно расстреливающего из пистолета квартирантов.

– Городской крендель, фу-ты ну-ты, – описывал «краском» внешний вид пришельца. – Костюмчик отглаженный шкары начищены, сам побритый-завитый…

Жебров? Подтвердить либо опровергнуть догадку не удалось. Ни лица, ни фигуры стрелявшего Котовский не запомнил. Даже на вопрос о росте не смог толком ответить Городской отглаженный костюмчик стал для него главной приметой незнакомца…

А дальше произошло следующее. Котовского до глубины проспиртованной души возмутило такое обхождение с людьми, на добрую неделю избавившими его от хлопот по добыванию насущной выпивки. Да и городской костюмчик вызывал глухую классовую ненависть. Сам «герой гражданской» всё время нашего знакомства носил неимоверно грязную тельняшку с длинными рукавами (черные полосы почти не отличались по цвету от белых), армейские штаны той же степени чистоты и бесформенные кирзовые сапоги.

Возмущение претворилось в немедленные действия – Котовскому в тот момент, что называется, море было по колено, не испугался бы и десятка пистолетов.

– Гляжу – тот, что постарше, лысый такой, – на пол уже шваркнулся. А энтот хмырь в молодого палить давай… Ах так, сука?! У меня под рукой сковородка случилась – хвать ее, да как шарну гада по кумполу! Закуси не пожалел даже, вся картофля по полу разлетелась… Наповал уложил, так рассерчал. Лежит, сучара, не дышит, не шевелится.