Книга Письма от женщин, которые любят слишком сильно - Робин Норвуд

любви ощущение, которое я когда-либо испытывала, и его целительная сила продолжает меня удивлять.

Еще одна причина, по которой я решила оставить карьеру психотерапевта, заключается в том, что я достигла в своей жизни этапа, на котором я просто не могу брать деньги за то, что делюсь методами, которые спасли мне жизнь и достались мне совершенно бесплатно. Эти методы – все, что я могу предложить сегодня другому человеку, и то лишь в том случае, если этот человек пожелает их принять. Они составляют единственный подход к исцелению зависимости, действенность которого я наблюдала, и они – дар Силы, более могущественной, чем мы, дар нам и через нас, но никогда от нас. И величайшее счастье обладания этим методами заключается в том, что ты делишься ими с другими людьми.

Другим психотерапевтам не стоит воспринимать мои слова как руководство к действию или искать в них упрек. Не существует определенного образа жизни или работы, который был бы применим ко всем нам. Просто мне помог именно этот способ.

Возможно, мои сомнения по поводу эффективности психотерапии имеют определенное отношение к тому, почему я выбрала свою профессию. На мой взгляд, большинство из нас обращается к психологу или психотерапевту по тем же причинам, по которым у нас появляется и развивается зависимость: мы хотим избавиться от боли, которая становится невыносимой. Мы надеемся, что психотерапия поможет остановить, снять, скрыть, исправить или хотя бы облегчить эту боль. На самом же деле, главное благословение для нас – когда психолог или любой другой человек, если уж на то пошло, помогает нам понять, что эта боль преподносит нам бесценный урок, а затем помогает найти в себе силы принять эту боль. Я считаю, что самый эффективный способ сделать это, с точки зрения психолога, – исходить из собственного опыта и подавать собственный пример.

Душевная боль появляется в тех случаях, когда мы не в силах честно признать нечто такое о себе или своем заболевании, что мы на самом деле уже знаем. Какой бы ни была наша тайна, мы воспринимаем ее как слишком большую угрозу, слишком сложную проблему, слишком постыдную или невыносимую историю, а потому отказываемся ее принимать. Эти ощущения вынуждают нас скрывать нашу тайну, и наша боль продолжает расти до тех пор, пока от безысходности мы не соглашаемся открыто взглянуть на нее и принять ее.

Истинные перемены и личностный рост требуют того, чтобы мы смирились с этой болью, которая, образно говоря, подобна крестным мукам, и с теми уроками, которые она нам преподносит. Зачастую нам приходится отказываться от самых дорогих своих убеждений, связанных с самóй нашей личностью, нашей семейной историей, нашими текущими жизненными обстоятельствами, самóй сутью того, кем мы себя считаем, если мы хотим сохранить то самое бесценное «я», что оказалось скрытым под внешними масками и погребено под завалами внутренней лжи. Лишь немногие из нас готовы к столь мучительному опыту, независимо от того, насколько сильно он способен изменить нашу жизнь. Мы ищем способ избавиться от боли, хотя на самом деле мы должны искать способ пережить ее.

Ни один из нас никогда не хранил какой-то особый новый вид страшных тайн о своем прошлом.

Душевная боль для подсознания – то же самое, что физическая боль для тела: сигнал о болезни или повреждении. Это срочное приглашение провести необходимое лечение. Если мы хотим исцелиться, то должны радоваться боли, словно в нашу дверь постучался мудрейший учитель. Мы должны быть готовы усвоить уроки, которые боль пытается нам преподать. В конце концов, смысл нашей жизни в том, чтобы пробудиться и расти, а эти процессы зачастую протекают гораздо более мучительно, чем могли бы, именно потому, что мы не готовы их принять.

Слава Богу, никто не в силах освободить нас от нашей внутренней работы. Наши крупнейшие проблемы возникают из-за того, что мы пытаемся избежать этой работы или отложить ее. Мы должны в конечном итоге принять и выполнить ее, усвоить ее уроки, порадоваться этому и продолжать жизнь с благодарностью за тот дар более глубокого понимания самих себя и человечества в целом, который мы получили благодаря этой работе. Потому что наша боль не уникальна. Ни один из нас никогда не хранил какой-то особый новый вид страшных тайн о своем прошлом и не переживал какую-то особенную, единственную в своем роде ужасную утрату. То, что переживаем мы, переживают и многие, очень многие люди. И то, что помогает нам исцелиться, может помочь исцелиться и другим. Мы можем помочь другим, если они того хотят, признать и принять в себе то, что мы признали и приняли в нас самих. В этом состоит простая истина, и она не зависит от того, являемся ли мы психологами по профессии, или нет. Насколько мы исцелились, насколько мы честны и смиренны, насколько готовы служить высшей цели – настолько же мы еще и психологи, священники, терапевты и целители, оставаясь при этом равными другим людям.

С другой стороны, выбор психолога и прохождение курса психотерапии могут быть связаны с определенным риском, потому что речь идет не о равных отношениях, а о таких, которые неизбежно подразумевают превосходство одного человека и более низкое положение второго. Отличительной особенностью отношений между пациентом и психологом является то, что пациент, ищущий помощи в решении своих психологических проблем, беззащитен как никто другой. На момент написания этой книги в городе, где я живу, три психотерапевта (двое из которых – рукоположенные священники) ожидают суда в связи с неподобающим сексуальным поведением по отношению к своим пациентам. Сексуальные домогательства – лишь один из очевидных способов, которыми психологи могут подорвать доверие пациентов. Если у человека есть специальное профильное образование, научная степень и лицензия, это еще не означает, что он в достаточной мере здоров или опытен, чтобы помогать пациентам. Более того, во многих случаях психологи могут нанести психологическую травму пациенту из-за отсутствия каких-то элементарных навыков или ввиду очень серьезных личных недостатков. Многие из нас, избравших профессию, подразумевающую помощь другим людям, сделали это потому, что сами нуждаются в помощи. Мы зачастую наследуем биохимические и поведенческие модели собственных неблагополучных семей и в результате сами страдаем от не признанной и игнорируемой нами зависимости или созависимости. Эти заболевания неизбежно отрицательно сказываются на нашей личной и профессиональной жизни до тех пор, пока мы не начнем уделять им должное внимание. А до тех пор мы продолжаем защищать себя от собственной боли и тайн, скрываясь под маской «эксперта» и используя свою работу для того, чтобы переключить внимание на чужие жизни и чужие